— Он выбрал ее, потому что она свинья.
— Ты знал о том, что почки свиньи, а также сердце, и легкие буквально неотличимы от людских? — тут же отозвался Ганнибал из прошлого. — Столько общего: строение ДНК, внутренние органы, которые люди используют для трансплантации, они даже страдают теми же генетическими нарушениями и дисфункцией белков, которая вызывает, например, болезнь Альцгеймера, Паркинсона или ожирение. На Мадагаскаре были найдены останки мегаладаписов — свиноголовых лемуров, у которых верхние конечности были пятипалыми. Возможно, они наш настоящие предки, а не шимпанзе. В конце концов, не зря же у современной свиньи эмбрион имеет зачаток пятипалой руки и мордочку примата.
Предавшись воспоминаниям, взор Ганнибала затуманился и стал мягче.
— Вы читали Оруэлла «Скотный двор», Уилл? Сюжет приходит к тому, что люди и свиньи ссорятся, сидя за одним столом, а за ними наблюдает старая лошадь и несколько других животных. «Оставшиеся снаружи переводили взгляды от свиней к людям, от людей к свиньям, снова и снова всматривались они в лица тех и других, но уже было невозможно определить, кто есть кто».
Уилл все еще смотрел на бормочущую под нос Сару: с ее рта капала слюна прямо в тарелку с супом, пока она с вялым презрением обводила взглядом гостиную.
— Всегда знала, что ты из «этих». Педик сраный. Чайные церемонии, маникюр, высоко-духовная разма… — ей не хватило воздуха, и Сара жадно и шумно вдохнула, — размазня. Что тебе нужно? Трахнуть меня? Снимай штаны и покончи с этим. Или тебе надо отсосать, чтобы у тебя встал, а?
— Как говорится, «свинья в гостиной, все еще свинья, и не стоит ждать от нее что-то, кроме хрюканья», — Ганнибал покачал головой. — Сара, если вы не можете держать себя в руках, мне придется посадить вас за детский стол. Что касается того, что мной движет, то ты почти у цели, Уилл. Обратись к простоте, как завещал нам Марк Аврелий. Кем я являюсь? Что я делаю? Чего я желаю?
— Убийство — вынужденная необходимость. Наркотики — тоже, чтобы держать под контролем уровень гормонов стресса. Все, что нужно, начинается после смерти. Их было больше, гораздо больше, чем писали в газетах.
— Ты движешься в правильном направлении, — голос Ганнибала упал до шепота. — Давай же, Уилл. Еще шаг.
За закрытыми веками перед ним предстало тело Сары, прикованное к бетонной стене дамбы Вашингтонского Акведука. Вода под ней застыла в лед, олицетворяя девятый круг ада, ее же участь — восьмой, среди рвов и каналов, среди лжепророков, лукавых советчиков, воров, лицемеров и взяточников. Ее бледное тело, распотрошенное, с вывернутыми внутренностями: человеческий жир, похожий цветом на спелую кукурузу, темно красные мышцы, мягкие и блестящие лишь мгновение, а затем схваченные зимним морозом и застывшие в своей обнаженности.
— Понадобились годы, чтобы найти свой «стиль», свой истинный modus operandi, до этого же нередки были воспроизведения чужих работ. Не плагиат, а подражание. Он пробовал разные манеры исполнения, как в музыке и рисовании. Он творит, — красоту.
Уилл оставил последнее слово невысказанным, зная, что оно вызовет у Джека приступ ярости, а меньшее, чего он хотел, так это испортить неуловимую хрупкость видения.
— Истинная красота всегда связана со смертью и печалью. Как мгновение падающей звезды, недолговечность момента делает его еще прекраснее, — Ганнибал с некоторой долей сожаления взглянул на Сару, чей последний ужин состоял из супа из морепродуктов, приправленным майораном, кервелем и приличной дозой морфия. Его улыбка была мягкой и искренней, несколько секунд Лектер молча смотрел на Уилла, будто тот преподнес ему долгожданный подарок. — Благодарю, Уилл. Я бы променял все на свете, лишь бы продолжить с вами этот разговор, однако прошу меня извинить, мое внимание требуется на кухне, — с тяжелым вздохом он скрылся за живой стеной вместе с тележкой.
Стена отделяла запахи кухни от столовой, заменяя ароматом свежести и мяты, и некоторое время оттуда раздавался шум посуды.
— Мне насрать, что он там создает, — снова нетерпеливый голос Джека. — Лектер хладнокровно убил и растерзал около четырнадцати человек, и это только те, о которых мы знаем. Он может хоть оригами из них складывать в своем больном уме.
— Вы путаете эстетику и этику, агент Кроуфорд, — Уилл покачал головой. — Жертвы Лектера могут быть одновременно прекрасны и ужасны. В этом и смысл. Морали нет места в творчестве, потому вам не удалось его поймать.
— Куда он дел ее ноги, Грэм? Где ее почки и печень?
— Все очевидно. Он вынул органы, пока Сара была еще жива. Но если бы она мучилась, почки перестали бы работать, что привело бы к интоксикации организма. Мясо стало бы горьким. Он не сохранил ничего на память, он просто…
Ганнибал вышел из-за живой изгороди, толкая перед собой тележку на этот раз не с хирургическими формочками, а водрузив на верхний поднос большой металлический клош, в котором было принято подавать горячие блюда. Напоминая фокусника на представлении, он открыл крышку и выпустил облако пара. Мясной аромат буквально завладел Уиллом с первого вдоха.
— Человеческая голень с начинкой из яблок, обжаренных с беконом, розмарином и луком с добавлением яблочного бренди. Запекается в глине и листьях салата.
Ганнибал взял молоток с нижнего подноса и точным движением разбил коричневый твердый край на несколько крупных осколков. Если запах до этого был вкуснейший, то сейчас он стал и вовсе умопомрачающий, открыв свою главную сильную ноту.
— Это… это моя нога, — голос Сары походил на испуганный хнык. Уилл чувствовал как страх бьется где-то вдали от нее, не в силах пробиться сквозь лекарства. Этот страх кричал во все горло «Беги! Спасайся!», но до Сары доносился лишь шепот. — Ты будешь есть мою ногу?
— Так и есть, Сара, ваша наблюдательность вам по-прежнему не изменяет. Должен отметить, вы сделали мне большое одолжение, держа себя в форме.
Глядя, как Ганнибал деликатно нарезал тонкие кусочки с нежной розовой сердцевиной, у Уилла непроизвольно наполнился рот слюной. Он не ел целый день. Смотреть на прозрачный мясной сок было пыткой. Довольная улыбка, скользнувшая по лицу Ганнибала, и голодный блеск его глаз ненадолго его отрезвили.
— Завтра на ужин придет Джек со своей командой медэкспертов. Как думаете, Сара, вы придетесь им по вкусу?
По лицу женщины скатилась слеза, под столом она боязливо держала руки над отсутствующей ногой. Теперь Сара ощущала лишь пустоту и тугие бинты, будто отрезавшие кровоток до невидимой ступни. Ей казалось, что она может почувствовать пальцами ног ворс ковра, но это была лишь галлюцинация от морфия.
Уилл вспомнил их с Ганнибалом разговор о невинности и о том, что защищать невинных абсолютно бессмысленное занятие. Каждый, кто знал Лектера, отужинал у дьявола, захватив для этого самую большую ложку, у Сары Тейт просто было лучшее место на этом представлении. Он повернулся к Джеку и остальным.
— Это вы избавились от улик.
— Что? — Кроуфорд хмуро на него уставился. — В каком смысле?
— Вы их съели.
Кроуфорд с видом взбешенного быка направился к Уиллу, явно собираясь выбить из него больше информации. Эбигейл знала, что ей стоило последовать за ним, но просто не смогла себя заставить сдвинуться с места, глядя пустым взглядом перед собой.
Все было до смешного очевидно. Она должна была догадаться, первой среди прочих. В конце концов, это ведь ее обвиняли в газетах в каннибализме. Лектер говорил о ее потенциале — и опять же, нужно было просто сложить два и два. Чем Эбигейл была особенной? Тем, что считала своим проклятьем, клеймом на всю жизнь, за что окружающие считали ее не лучше бешеной собаки, которую стоило усыпить. Разговоры за спиной, косые взгляды в магазине, если ее узнавали, первый год в университете стал пыткой.
Ей долгое время снились кошмары, пока белесые, мертвые глаза преследовали каждую ночь. Она боялась, что становится как отец. Что его бешенство передалось ей по наследству. Что она действительно больна, и болезнь просто мешает ей увидеть это. Алкоголики все как один утверждают, что они могут в любой момент бросить. Могла ли она?