Тикали часы, на тумбочке лежали собачьи игрушки и ошейник, хотя самой собаки не было видно. Подойдя ближе, она увидела, что шнур от стационарного телефона был обрублен и торчал в воздухе, и волна страха прошлась по спине, как ледяным пером. Вот черт. Черт-черт-черт.
Едва дыша и удерживая скользкими, вспотевшими пальцами пистолет возле лица, Эбигейл прокралась к концу коридора и заглянула в гостиную, откуда лился свет. Светила люстра, переливаясь хрустальными каплями. Длинный обеденный стол украшали красивые желтые и белые цветы в трех вазах, он был полностью сервирован, а на каталке в ведерке со льдом томилась бутылка белого вина.
Пробирающий до дрожи ужас заставил ее нервно сглотнуть. От чужого взгляда в затылок волосы на руках встали дыбом, но она никого не слышала. Кто мог подобраться к ней бесшумно, как кошка? Она медленно обернулась, и сердце пропустило удар.
Ей улыбался Ганнибал Лектер.
В горчичном костюме в клетку, белой сорочке и идеально завязанном галстуке темно-алого цвета. В одних носках. В следующую секунду он выбил пистолет из ее руки, прижав к стене. Больно ударившись затылком, она вдохнула едкий запах морфия от платка, прижатого ко рту, и через несколько секунд отключилась.
У Лектера оказались теплые, карие глаза, и пальцы пахли специями.
Тиканье часов и тихая музыка где-то вдалеке. Ее мысли плыли, как в штиль, медленно и спокойно. Она понимала, что ей грозит опасность, но физически была не в состоянии заставить себя забеспокоиться или испугаться. Открыв глаза, Эбигейл уставилась в белый потолок, размышляя, что так бы ее хотел видеть Пол: на его кровати, не в силах даже поднять руку. Мысль не принесла ей ни омерзения, ни смеха — ничего.
Она не знала, сколько времени пролежала, но в какой-то момент туман немного рассеялся, и она повернула голову. Часы показывали десять вечера. Что сейчас делает Уилл? Почему он не сказал, что в том сарае ее ждет Мириам Ласс? Он знал, конечно, знал. Почему же не сказал ей? Это тоже было важно, но ответ ускользал от нее, как вода сквозь пальцы.
Не сразу, но Эбигейл удалось сесть. На ней было темно-синее платье, мелкая россыпь черных камней украшали глубокое декольте. Кто-то подобрал его под цвет ее глаз и волос. Повязка на спине новая, не стеснявшая движений и спрятанная под слоем тонкой ткани. Эбигейл даже не нашла сил, чтобы смутиться.
Она нашла Мириам Ласс и теперь заняла ее место?
Эбигейл не было так дерьмово с тех пор, как в двенадцать лет она сломала ногу на школьном дворе. После операции она так же лежала на больничной койке без единого желания. Ни хорошо. Ни плохо. Ей стоило переживать, что это могут быть последние секунды ее жизни, но нет.
Комната пастельных цветов будто из журнала: кремовое покрывало, нежно-голубые занавески, тумбочка рядом с кроватью. Стакан воды и темное и бесполезное железо пистолета — ее кольт М1911А1 сорок пятого калибра. Эбигейл взяла его в руку, магазин был пуст. Да уж, кем-кем, а небрежным идиотом Лектер не был.
Отпив воды, она только сейчас поняла, насколько горло неприятно ссохлось, пока она валялась в отключке. Она с трудом поднялась с кровати, и оказалось, что на ней туфли лодочки на небольшом каблуке. Скажи еще, и трусы сменил, старый извращенец. Эбигейл не стала проверять, не готовая иметь дела с этой информацией.
Она подошла к окну. Стемнело, и зажглись огни у маяка и гавани, вода вялым прибоем касалась берега и отступала обратно. Можно выпрыгнуть в окно, спасаясь бегством. Всего лишь второй этаж, максимум, что ей грозит — вывих лодыжки. Она хотела жить, только забыла из-за морфия, каково это вообще — хотеть.
Но сперва она проверила дверь, и та оказалась не заперта. Эбигейл уставилась в проем, как на врага народа, не понимая, что происходит. Или Лектер совершенно спятил, или его не заботило, что она может сбежать. Приглашение вниз? Проявление добрых намерений? Ох, порой она ненавидела его манеру выражаться намеками. Почему нельзя сказать прямо? Или оставить записку?
Медленно и держась за стены, она спустилась вниз, в какой-то момент ноги отказали, и, оступившись, Эбигейл неловко присела на ступени. Музыка звучала громче, и до нее донеслись обрывки негромкого разговора:
— Мейсон хочет увидеть, как вы будете молить о пощаде.
— Всем нам свойственно мечтать, Пол. К счастью или сожалению, не все мечты сбываются. Скажите, как он себя чувствует? Уже не так красив, чтобы заманивать детей на кусочек шоколадки?
— Его рожа, уф. С такой мордой только Фредди Крюгера играть без грима.
— Полагаю, в таком случае у него будут проблемы с произношением.
— Без губ? О да, — истеричный смех Крендлера доносился как из подвала психиатрической лечебницы.
Эбигейл была в паре шагов от входной двери. Или посмотреть, что происходит, или бежать. Но когда она умела правильно расставлять приоритеты? Эбигейл тяжело вздохнула и снова прошла тем же путем, что и первый раз, к гостиной.
Кто-то зажег свечи и приглушил свет от люстры. Огоньки расплывались, несколько секунд она не могла сфокусировать взгляд. Крендлер сидел во главе стола в том же костюме, что и днем, только без галстука, с бинтами на голове, будто он где-то ударился. Спиной к нему возле переносного столика, что-то помешивая на конфорке, стоял Лектер и напевал себе под нос.
— Хо-обс, — протянул Пол, увидев ее, и счастливо улыбнулся. — Шлюшка Хо-обс. Заходи, не стесняйся.
— Вы хотели сказать, как мы рады, что вы смогли присоединиться к нам за ужином, Эбигейл, — Лектер беспечно оглянулся через плечо, быстро окинув взглядом платье и оставшись довольным ее видом. — Присаживайтесь, основное блюдо вот-вот будет готово.
— Я лучше постою. Где мой телефон?
Эбигейл не была уверена, что не рухнет прямо на пол от головокружения и слабости, накатывающей волнами, и схватилась за спинку высокого стула.
— А кому вы хотите позвонить? Нашему дорогому Уиллу? Или Джеку Кроуфорду, чтобы сдать меня? Вы уже решили, на чьей стороне?
— На своей, — отрезала она.
— Я верну вам телефон, как только прекратите изображать браваду и сядете.
Эбигейл ничего не понимала. Почему Крендлер сидел непривязанный? Он должен был бежать из дома как можно быстрее, ползти, в крайнем случае, но попытаться выбраться из лап Лектера.
Ноги подкосились, и Эбигейл против воли неуклюже плюхнулась на стул. Перед глазами замелькали черные точки. Еще чуть-чуть. Нужно еще немного времени, и туман перед глазами рассеется.
— Чем вы его напоили? — спросила она, заметив огромные зрачки Крендлера и взгляд, направленный в пустоту.
— Безопасный коктейль из лекарств.
— Ага, — хмыкнула Эбигейл, — безопасный для него, для вас или для вкуса блюда?
Лектер коротко рассмеялся, и волна обожания отразилась в его глазах. Эбигейл удивленно моргнула, забыв на секунду, что он серийный убийца с послужным списком гораздо внушительнее, чем у ее отца. Ощущение, что ей ничего не грозит, что она особенная, что здесь ее любят и не причинят вреда, сбивало с толку. Эбигейл как будто снова оказалась в том вечере, когда они с папой ужинали в последний раз.
— Вы сказали, что знали моего папу, — вдруг вспомнила она давно мучивший ее вопрос.
— Он был моим неофициальным пациентом больше полугода.
— Это… это вы подтолкнули его?
Лектер вытер руки полотенцем и поднес пластиковый стакан с трубочкой к лицу Пола, и тот послушно зашуршал жидкостью.
— Гадость, — прошлепал он губами, скривившись.
— Американская кухня молода и инфантильна. Не всегда еда должна быть сладкой, жирной или вкусной. В других странах этому учат еще с детства, Пол, — Лектер заботливо вытер его губы салфеткой. — У вашего отца, Эбигейл, был очень сильный родительский инстинкт. Природа позволяет такое редко, скорее уж, матерям отводится гиперопека, однако Гаррет был из редкого случая, когда забота о вас стала для него самым желанным на свете. Признаюсь, с моей стороны это было проявлением чистого эгоизма — напомнить ему, что ваша жизнь действительно слишком ценна, чтобы так просто ее потерять.