Его дом — их дом — располагался на севере Италии между Миланом и границей со Швейцарией, всего в получасе езды от аэропорта Лугано. Стратегически расположен просто идеально: у озера, где можно было уйти по воде на юг, а затем каких-то полчаса пешком, и граница пересечена. Или по шоссе. Или вовсе по местным деревенским проселочным дорогам.
Единственным автомобилем без бортового компьютера, который ей удалось арендовать, оказался БМВ шестой серии, и она добиралась почти час. В прокате ее предупредили, что в городе есть запрещенные для проезда зоны под названием ZTL, из которой она легко выедет, но, если въедет, камера сфотографирует номер машины.
Внутренности скручивало от волнения, будто в желудке поселился чужой. Она сжимала руль холодными потными пальцами, не в силах согреться, и вспоминала давнее утро — холодный май, ветер с Чесапикского залива, и как она так же волновалась, спеша на встречу с Уиллом. Вечность назад.
Отогнав печальные мысли, Эбигейл сосредоточилась на дороге, и самое время: по правому борту открылось озеро Комо, блестя, будто от россыпи золотых монет на поверхности. Она проехала указатель «Menaggio» на въезде в коммуну, расположенную у самого побережья и, слава богу, никаких знаков и тем более видеокамер не заметила.
На западе возвышались Альпы, и оранжевые крыши как грибы рассеивались по склону, чем выше, тем сильнее прячась среди зелени от холодного ветра. По озеру рассекали лодочки, яхты, водные такси, на котором Эбигейл была бы не прочь прокатиться в другой раз. Сейчас же ее путь лежал через шикарные виллы аристократов в окружении каштанов, оливковых деревьев и кипарисов к местечку «Logo», где на возвышении, как из сказки про заблудших детей, стоял каменный, трехэтажный дом.
Они виделись будто в другой жизни.
Нервно сглотнув и припарковав машину, Эбигейл вышла и удивленно осмотрелась. Внутренний двор был усеян алыми цветами гибискуса и бугенвиллии, росли апельсины и лимоны, а каменный фасад дома покрывали ползучие лианы винограда с гроздьями спелых голубых, будто пыльных ягод.
— Прекрасное чувство времени, дорогая.
Эбигейл вздрогнула, пистолет под пиджаком уткнулся в ребра раскаленным железом. Она медленно повернулась и увидела доктора Лектера, стоявшего в проеме двери: в рубашке в тонкую полоску и коричневом жилете с шелковой спинкой он выглядел непривычно по-домашнему, без какой-то излишней остроты и резкости, которая точно чувствовалась в их последнюю встречу. Расстегнутый мягкий ворот, небрежно, будто в спешке закатанные до локтя рукава. Волосы отросли и спадали отдельными прядями на глаза. Он закинул кухонное полотенце на плечо, и на загорелом лице проступила удивительно открытая улыбка. Разве он улыбался в ее присутствии хоть когда-то, оголяя зубы? Если нет, то доктор собирался это исправить, стоя на вежливой дистанции и радуясь, будто встретил долгожданного друга.
— Мое чувство времени? — опешила Эбигейл.
Он улыбнулся шире и посторонился.
— Надеюсь, дорога была не слишком утомительна. Проходи внутрь, обед будет через полчаса. Ты же не торопишься?
Она прошла внутрь, не зная, что ответить, и пытаясь успокоить разволновавшийся пульс. На первом этаже оказался просторный и прохладный после улицы холл. В панорамное окно открывался чудесный вид на внутренний сад, через раздвижные двери проникал свежий ветерок с озера, принося с собой сладкие запахи цветов и стрекот цикад.
— А доктор дю Морье здесь?
— Она присоединится к нам за ужином, я уверен.
Ха, как будто она собиралась оставаться так надолго. Эбигейл с любопытством осматривалась по сторонам, и доктор Лектер не мешал ей, давая время привыкнуть. Перед ней была практически копия с ее родного дома в Миннесоте, только там он был одноэтажный и с мансардой. То же расположение чуть поодаль от дороги и соседей, облицовка фасада камнями и булыжниками — в Миннесоте на них осталась огромная красная надпись «КАННИБАЛЫ». Стены внутри были обшиты деревянными пластинами светлых тонов, над камином висели рога и оленьи головы. Легкие прозрачные занавески в оранжевые квадраты, на картинах — охотничьи сюжеты с утками, природой и изображением леса в разное время суток. Небольшая поленница слева, коричневый диван и два кресла с мягкими, будто велюровыми подушками. Но это был не велюр, Эбигейл знала точно. Это были подушки из оленьих шкур, такие же, как делал ее отец.
Она замерла, и к горлу подкатил комок. Тяжело сглотнув, Эбигейл обернулась с немым вопросом.
— Нет. Боюсь, все, что принадлежало твоему отцу, все еще в бюро улик ФБР. Эти сделал я сам.
Взгляд Лектера был мягок, а улыбка — сочувствующей. Она снова посмотрела вокруг, впервые не в силах справиться с обуревавшими ее эмоциями. Эбигейл присела на диван, ей нечем было дышать, как в приступе паники. На секунду все стало таким реальным, до ужаса: их возможное будущее, их жизнь в этом доме, она ведь до конца и не верила. Но больше всего она чувствовала себя беззащитной, слабой и слишком маленькой для этого мира.
— Вы были у нас дома.
— Мне действительно пришлось нанести визит твоему отцу. Луиза была очень мила и напоила меня чаем.
Упоминание мамы только разозлило ее. Со всех сторон ее жизнь только и делали, что раздирали невидимыми когтями, не собираясь выпускать.
— Вы приходили, пока я была в школе, уже зная, что произойдет.
Зная, кем она станет. Скольких убьет. Какая одинокая жизнь ее ждет, в конце концов. Доктор Лектер осторожно присел рядом, и диван прогнулся от его веса. Его теплая ладонь легла ей на колено в отеческом жесте, и Эбигейл заставила себя не дернуться.
— Я лишь увеличил твои шансы на выживание, решение убить его — все еще твое собственное.
— А желание приехать сюда? — она нервно хмыкнула. — Нет, даже раньше. Желание пойти в ФБР? Убить Джека? Привязать к себе Уилла всеми возможными способами?
Лицо доктора было спокойно, только Уилл, наверное, мог бы разгадать, о чем тот думал.
— То, что сделал с тобой отец, изменило тебя, Эбигейл. Каждый день для тебя — поле битвы. Ты вычисляешь угрозу, ищешь союзников и избавляешься от нее. Но мы можем обсудить это позже. Что если я провожу тебя в твою комнату, где ты сможешь освежиться после дороги?
— Или я могу встать и уйти.
Лектер кивнул.
— Можешь. До границы отсюда по прямой всего двадцать минут езды, после аэропорта даже я не вижу, что с тобой случится.
— И вы позволите мне уйти? — прищурилась она.
— Дорогая, — нечто, похожее на смех, мелькнуло в карих глазах Лектера, и он убрал руку с ее колена, — мир гораздо интереснее, пока в нем существуете ты и Уилл. Рано или поздно мы воссоединимся, время не имеет значения.
И хотя Эбигейл не поверила ему, его слова прозвучали жутко, будто в воссоединении кому-то из них троих не обязательно оставаться в живых.
Спальни располагались на втором этаже. Ее комнату Лектер открыл ключом и, удостоверившись, что у Эбигейл есть все необходимое, оставил ее одну, осторожно прикрыв дверь. Витал сухой запах пересушенного воздуха и пыли нежилой комнаты.
Одна стена была обшита деревянными пластинами, три другие же были в голубые ирисы на бежевом фоне. Небесного цвета покрывало и подушки на кровати, французское трюмо в углу с лепниной по краю зеркала, удобное кресло и книжная полка, сверху до низу заполненная смесью книг ее детства, психологии, криминалистики и журналов моды, которые в Балтиморе валялись у нее под кроватью.
Лектер знает книги, которые она читала. Холодное перо ужаса скользнуло по спине.
Эбигейл открыла створку окна на балкон и впустила свежий ветерок с озера, замерев на секунду и не в силах оторвать взгляда от горизонта: от вида перехватило дыхание.
Вокруг поднимались горы, образуя над озером Комо чашу из чистого голубого неба с закатными фиолетовыми разводами на облаках. Мутно отражающиеся в водной глади домики и бухты на побережье выглядели отсюда обычной россыпью камней. Само озеро переливалось от темно-синего до багрово-красного у самой линии горизонта, будто раненное солнце истекало кровью. Сочетание вышло удивительно прекрасным, но она не могла его оценить, наблюдая за всем будто со стороны.