— Извини меня, — добавил парень, отводя глаза. — Это ведь из-за меня так получилось.
— Да ну, ты брось, — великодушно махнула я рукой, — зато смешно вышло. Будет что вспомнить. Правда?
— Вполне возможно. Мне уже, наверное, пора, — задумчиво посмотрел он на наручные часы, прятавшиеся под длинными белыми рукавами.
Я не стала возражать или удерживать это чучело. Нет, чучело — в хорошем смысле. Он довольно-таки приятный парень. Я даже пригласила его к нам в гости, «когда у него будет свободное время», а потом отчего-то слегка засмущалась. Он мне улыбнулся.
Тут в комнату пришел папа и заговорщицки нам подмигнул:
— Вы тут вместе? Ну как, Ниночка ничего не узнала?
— Не узнала, — закивала я. — И Леша тоже ничего не узнает. Про его награду.
— Шантажистка, — вздохнул Томас. — Юная, но уже опытная. Дорогой мой сынок, женщины все такие. Вот у известного художника…
Он опять хотел присесть на уши Антону, но я действовала решительно: сообщила папе, что Антон уже уходит и что он, мой родитель, уже всем надоел со своим искусством и прочими глупостями.
Не забыв схватить оставленный мне на хранение «колдовской пакет», я вытащила Тропинина из этой комнаты. Вскоре он ушел, переодевшись в свои чистые вещи. Хорошо, что стиральная машинка у нас новая и хорошая — все отлично отстирала от грязи. А вообще я заметила, что одежда, в которую одногруппник облачается, не совсем ему подходит. Точнее, совсем не подходит. Но это уж его проблемы, и, как говорит Нинок: «чьи проблемы, тот пусть и парится».
— Нина ушла? Как там твой Ромео? — выглянул из своей комнаты Леша с гаденькой улыбкой. — Неужели ты его у подружки-то увела, а?
Я, кажется, покраснела и рявкнула на него:
— Да никого я не уводила! Они просто… друг друга терпеть не могут, вот и все!
— Знаем-знаем, — не поверил Алексей, не переставая улыбаться. — Так где Ромео?
— Ушел твой Ромео, — ответила я и вернулась в свою комнату под веселое напутствие дяди:
— Пусть еще приходит! Вы забавно смотритесь вместе!
— Сам дурак, — не в тему пробормотала я, но так, чтобы Леша не расслышал.
Нелька убежала от компьютера только через два часа и я, наконец, уселась за стол, уставясь в родной мерцающий экран. Как давно я не была в своем блоге. Напишу-ка я что-нибудь… об этой самой приворотной магии и нечестной любви…. Все-таки у Нинки куча тараканов в белокурой головке.
В результате я так засиделась за компьютером, что едва не опоздала. Очнулась от манящего экрана только за полчаса до того, как Нинка должна была заехать за мной. Она послала мне смс, где сообщала, что ровно через тридцать минут я должна быть около своего подъезда. Пока я носилась по дому, собирая вещи (а полчаса для меня — это очень малое количество времени для сборов!), родственники по очереди приставали ко мне.
— Ты куда? — с интересом глянул на меня папа, когда я подвивала только что вымытые волосы, сидя на кухне. Да, странное место для наведения макияжа и прически, но здесь лучшее в доме освещение.
— Гулять, — не стала вдаваться я в подробности.
— С кем? — заинтересовался Томас.
— Как будто у меня есть много вариантов, с кем я могу пойти погулять! Ай! — обожгла я палец плойкой.
— Не надо портить волосы всякой фигней, Катрина, — сказал тут же папа. — Они и так хорошие.
— Ага, мне что, ходить такой же лохматой, как ты? И стричься раз в году? — Огрызнулась я. Томас о волосах редко заботился, забирал их в хвост, и все дела. А мне не нравилось, когда волосы торчали во все стороны и пушились. К тому же Нинка просила одеться сегодня как-нибудь понарядней.
— Я не лохматый. Я всегда такой. А ты поздно придешь? — продолжал он расспрашивать.
— Поздно, — кивнула я. Мне разрешалось приходить хоть следующим утром — главное, не забывать предупреждать кого-то из семьи об этом.
— А я тоже скоро буду собираться. В студию, — сообщил мне родитель.
У него была своя небольшая квартирка-студия, в которой он, собственно, и творил свои ужасные шедевры. Чаще всего он рисовал ранним утром, поздним вечером и ночью, поэтому иногда часто оставался в студии ночевать.
— Я тоже сегодня ухожу, — раздался голос Леши, который до этого что-то напевал в прихожей. — Поеду в загородный дом Шерри.
— Это кто? — спросила я, нанося светло-коричневые тени на веки.
— Шерри — моя новая подруга. Дочь банкира, между прочим, — хвастливо ответил дядя. — Катя, что за ужасный макияж? Лучше бы вообще не красилась.
— Вот и я говорю, что естественная красота — намного лучше! — обрадовался папа, который почему-то терпеть не мог, когда я или Нелли пользовались декоративной косметикой.