Глава 18
Кэндис
Разноцветные неоновые лучи задорно играют на дорогом мраморном полу, пошло и кричаще украшенным стенам, то и дело, выхватывая из полумрака спускающиеся с потолков золоченые клетки с извивающимися в них полуголыми танцовщицами. Алчные мужские лица, пожирающие их глазами, продолжали тянуться грубыми руками сквозь прутья к девичьим телам...
Что я здесь делаю? Этот клуб один из самых дорогих и пафосных. Мне здесь очень не нравится, но… я ищу его. Я чувствую, что он здесь. Мне необходимо его увидеть и попытаться с ним поговорить. Он должен выслушать и понять…
Беснующаяся под жесткие гулкие ритмы толпа с размытыми лицами-масками медленно расступается, когда я продвигаюсь вперед. Босые ноги осторожно ступают по холодному мрамору. И ледяной холод пробирается до самого сердца, и сдавливает его, заставляя биться сильными и редкими толчками. И вместе с этим, с каждым моим шагом растет странная, беспокойная уверенность, что я вскоре увижу что-то такое, чего видеть не должна…
Меня это на какое-то время удерживает и не дает идти дальше. И я борюсь с невидимой силой, которая окутывает руки и ноги, нашептывая, чтобы я шла обратно. Я упрямо продолжаю пробираться сквозь толпу, которая, как по приказу рассеивается передо мной, превращаясь в огромные пятна, которые затем уменьшаются и начинают мельтешить перед глазами.
Передо мной внезапно вырастает узкая каменная лестница, ведущая куда-то наверх. Я поднимаюсь по ней, и каждая ступенька становится все выше и выше, а лестница все круче и круче, из-за чего я опускаюсь на четвереньки и уже карабкаюсь со страхом сорваться вниз, в жуткую темноту.
И вот, наконец, я на последней ступеньке. Облегченно вздыхая, я поднимаю глаза, и тут же вижу его… Он держит на коленях… другую… Та обнимает его за шею, притягивая для поцелуя. На мгновение мое сердце останавливается, и я застываю в ужасе, и вдох замирает у меня на губах.
Он поворачивает голову в мою сторону, и глядит с укором и болью. А потом отворачивается к той, другой. И улыбается ей, нежно поглаживая золотистые локоны.
Я пытаюсь набрать воздуха в легкие и что есть силы закричать. И я кричу, но моего голоса никто не слышит. Он бьется внутри меня… Мой крик раздирает душу, рвет сердце в клочья. А от отчаяния, что мой милый не со мной, что он сейчас поцелует какую-то другую, хочется умереть, исчезнуть, раствориться, как сизый дым…
Я протягиваю к нему руки, пытаюсь сделать шаг, но ноги меня не слушаются. Он всего в нескольких шагах от меня, но я понимаю, что мне до него не дойти, слишком далеко…
Все, что мне остается, это стоять на ступеньках и смотреть, как моя любовь наклоняется к губам белокурой нимфы, что так вожделенно прикасается к нему…
Весь мир шатается, и я соскальзываю со ступеней и лечу вниз, в черноту. А там, наверху, в круге света, чужая обнимает моего любимого и тянется губами к его губам…
Я последним взглядом впиваюсь в эту картину, что разбивает мою душу на тысячи осколков… Мои осколки любви…
Над ухом проносится знакомый, надменный и самодовольный голос:
- Все люди что-то теряют в жизни, или кого-то… ты - не исключение…
- Прочь, пошел прочь! – кричу я, из последних сил цепляясь руками за скользкие ледяные ступеньки.
- Нет! Я не хочу вниз! Нет! Прости меня! Прости! – я продолжаю кричать и падать вниз, отдаляясь от него…
- Кэн, проснись! – я чувствую, как меня вырывают из цепких лап сна, но не могу открыть глаза, из которых одна за другой текут слезы, будто наперегонки. Я в бреду продолжаю просить прощения и хвататься за испаряющиеся ступеньки, ощущая чувство падения, но сильные руки меня подхватывают в самый последний момент, когда я сипло кричу: прости меня…
Джо
- Скажи Эвелин, что я купил лекарство, и ей приезжать не нужно, с ней буду я, - попросил передать Макса Эвелин, которая все уши ему прожужжала, порываясь приехать к своей подруге. Я глянул на Кэндис, которая спала очень беспокойно, то и дело, покрываясь холодным потом или же наоборот – ее бросало в жар. Я прикладывал спиртовой компресс к ее лбу, чтобы хоть как-то сбить температуру, помимо того, что заставил выпить ее лекарство.
- Я-то сказал ей, но ты же знаешь женщин, - я уже представил, как Макс закатил глаза к небу. – Это такие неугомонные существа… - Макса прервал голос Эвелен, которая крикнула «сам ты неугомонное существо», чем вызвала легкий смешок у меня.
- Дай мне Эвелин, - попросил я Макса, несколько в приказном тоне.
- У тебя уже Кэндис есть!
- Трубку передай ей, дебил, - Макс еще что-то поворчал, но телефон все-таки передал Эвелин.
- Джо, ну как там она? Температура высокая? Лекарство уже выпила? А уколы делать не нужно? Если нужно, то я приеду. Я очень хорошо делаю уколы. Кэндис даже бабулю с соседнего дома разбудила, когда благодарила меня за укол!
- Я представляю, - успел вставить свое «восхищение» я, как Эвелин снова затараторила.
- Мне нужно было идти на медсестру, а не на филолога. Бл*ть, Макс, отвали, не видишь, я разговариваю! – видимо, теперь Макс решил выхватить трубку. Эвелин нервничает, это чувствуется по ее голосу.
- Эвелин, все будет хорошо, она скоро поправится, обещаю, - заверил ее я. На что услышал в ответ молчание, а потом она серьезно сказала.
- Не оставляй ее ночью, она боится грозы, - я снова посмотрел на Кэндис и произнес:
- Не оставлю, - отключившись, я подошел к кровати и присел на край возле нее.
Ей снилось что-то беспокойное и неприятное. Она ворочалась и тихо стонала, будто испытывала боль… душевную. И с каждым разом ее волнение и метание по постели становилось сильнее. Она что-то бормотала, но я не смог понять что. Глядя на ее страдания, которые четко вырисовывались на безмятежном прекрасном лице, я чувствовал, как во мне растет невыносимо горькое чувство потери и грусти. Создавалось такое ощущение, что я проник в ее сон…
Мотнув головой, я попытался отогнать ненужные мысли, что вызывали беспокойство, и прикоснулся ко лбу Кэндис. Он был настолько горячим, что меня самого бросило в жар.
Резко поднявшись с кровати, я откинул одеяло с Кэндис, и начал снимать с нее одежду, оставив лишь нижнее белье. Она вся покрылась мурашками, и рефлекторно обняла себя руками. Ей было холодно, отчего слышался стук ее зубов. Зная, что этот метод помогает сбить температуру, я начал растирать всю ее спиртом, при этом делая ветер журналом, который взял с прикроватной тумбочки. Кэндис нервно сминала простынь, ища, чем себя укрыть, но я ей этого сделать не позволил. После моих усилий, температура начала спадать, и когда я ее измерил ей, на градуснике показывало тридцать семь и три. Только после этого я ее накрыл одеялом и лег рядом, заметив, как по ее щекам начали течь слезы. Внутри меня что-то оборвалось, и я сам не заметил, как взял ее к себе на руки, крепко прижав к груди.
- Все хорошо, маленькая, не плачь, - я ловил ее слезы губами, а каждый ее всхлип заглушал легким поцелуем. Но Кэндис это не успокаивало, она начала вырываться из моих рук так, как если бы карабкалась по мне. Уложив ее снова на кровать, я накрыл ее тело своим, крепко обнимая и не давая больше вырываться, пока она гулко не закричала. Мне казалось, что она потеряла голос, потому что видел, как она силиться, чтобы выкрикнуть, но у нее ничего не получалось, пока наконец не вырвался надрывный стон.