— А это имеет какое-то значение, Логан? Разве женщина не может быть красивой в сорок лет?!
Моя собеседница начинала нервничать, у неё задрожали руки. Я крепче сжал её ладони и тихо сказал:
— Не буду врать, она была чертовски привлекательна. Но клянусь своей жизнью, для меня она с тобой рядом не стоит.
В глазах Эрики появился живой блеск, но лицо выражало всё так же эмоции: брови были сердито сдвинуты у переносицы, губы — плотно сжаты.
— Как-то вечером я немного повздорил с парнями и рано ушёл с репетиции. Я приехал в дом миссис Робертс, злой, уставший, и она предложила выпить. Мы пили вино, говорили, а потом… Я даже не знаю, как так вышло. Мы… переспали.
Она смотрела на меня глазами, полными дикой боли. В моей душе царила гамма чувств. Я ощущал некое облегчение, свободу от того, что Эрике теперь обо всём известно. Но в то же время я чувствовал себя просто отвратительно. Этого нельзя описать словами. Мне было чертовски больно от того, что я причинил боль Эрике — девушке, которая никогда не сделала мне плохого, никогда не сказала ничего обидного в мою сторону. Она была так невинна и доверчива, так хорошо относилась ко мне, а я взял и всё испортил. Чего мне это стоило? Мне было тяжело смотреть ей в глаза и осозновать, что доверие, на котором строились наши отношения, просто рухнуло. Я больше не видел наивности в этих зелёных глазах, в них не было той слепой доверчивости. На смену ей пришли злость, негодование, осуждение.
— Да уж… — прошептала она, качнув головой. Я заметил, что глаза её стали хрустальными, словно озёра, наполненные прозрачной водой. — Когда тебе вскружили голову, трудно заметить момент, когда тебе уже свернули шею…
Из её глаз брызнули слёзы, и Эрика тихонько заплакала. Я попытался её обнять, чтобы успокоить, но она оттолкнула меня. Появилось ощущение, что мы с ней чужие люди. В её ко мне отношении появился холод, который заставлял меня чувствовать себя настоящим чудовищем.
— Убирайся к чёрту из моего дома, Логан!
— Я не оставлю тебя одну тогда, когда ты больше всего нуждаешься в поддержке.
— О какой поддержке может идти речь? Мне от тебя вообще ничего не нужно. Пошёл вон.
Я коснулся её запястья, но девушка резко отдёрнула руку.
— Эрика, я хочу это обсудить. Не прогоняй меня, пожалуйста.
Она посмотрела на меня полными слёз глазами и вдруг рассмеялась.
— Что тут можно обсуждать? Неужели ты думаешь, что я захочу говорить с тобою после этого?
— Я… смею на это надеяться.
— Иди надейся вместе со своей миссис Робертс. А в этот дом тебе больше дороги нет.
— Я бы вернулся в Бостон, если бы у меня были чувства к Мелиссе.
— Правда? В Бэй-Сити ты ведь вернулся. А чувств у тебя ко мне нет.
— Это ложь. Клянусь, я люблю тебя.
— Перестань! Не понимаешь, что даже твои признания делают мне больно? Если бы ты меня правда любил, не спал бы с сорокалетними дамочками у меня за спиной!
— Эрика. Если бы я тебя не любил, я бы сюда и не пришёл.
Она утёрла слёзы дрожащей рукой и на какое-то время замолчала.
— Тогда зачем ты так поступил со мной?
— Я сделал это не назло тебе. Я был пьян и мне очень тебя нехватало. В последнее время мы так охладели друг к другу, и я… Думаю, я пытался найти тебе замену. Но мне это не удалось, я сделал всё только хуже. Прости меня, ради всего святого прости. Я говорю это не просто так, я действительно хочу, чтобы ты простила меня за этот ужасный необдуманный поступок.
Эрика открыла рот и хотела было что-то сказать, но её лицо застыло в неподвижности. Она смотрела прямо мне в глаза, и взгляд её был каким-то испуганным, расстерянным. Девушка прижала руку к левой груди и беззвучно ахнула.
— Эрика? Что такое?..
Её холодная рука вцепилась в моё плечо. Тут я по-настоящему испугался: кожа Эрики стала бледной-бледной, почти белой, глаза потускнели, стали какими-то безжизненными, дыхание сбилось.
— Эрика… Милая…
Она упала на пол. Девушка больше не двигалась, не говорила и, кажется, даже не дышала. Дрожащими руками я схватил телефон и, неуклюже путая кнопки, набрал номер неотложки. Внутри всё сжалось в точку, ноги ослабели, и я рухнул на колени.
— Здесь моя девушка… Ей стало плохо. Да… она без сознания, и… я думаю, у неё сердечный приступ.
========== Глава 17. “Ты должен быть рядом” ==========
Хорошо быть важным, но важнее быть хорошим.
— Она будет жить?
Доктор, невысокий сморщенный старичок, бросил на меня насмешливый взгляд. Я поспешил отвернуться: мой вопрос показался мне слишком глупым для того, чтобы ждать ответ на него.
Мне пришлось выпить успокоительное, чтобы утихомирить разыгравшиеся нервы. Я очень переживал за Эрику. Пока неотложка ехала к дому Эрики, я сидел на полу, пытаясь осмыслить то, что случилось. Она схватилась за сердце и упала — это случилось прямо во время нашего разговора. Конечно, во всём этом виноват я один. В который раз я причинил боль Эрике? Уже не сосчитать. Но на этот раз её бедное сердце не выдержало такого мощного удара.
— У неё жар, — сказал доктор слабым голосом. — Я положил ей под язык две таблетки: одна жаропонижающая, другая — обезболивающая. Через несколько часов она придёт в себя. Напоите её чаем с лимоном и обеспечьте покой.
Я смотрел на старика ничего не выражающим взглядом. Всё, что она сказал, я пропустил мимо ушей. Страх за состояние Эрики ещё не отпустил: у меня было ощущение, что я только что чуть не потерял дорогого человека. Сердце громко стучало, каждый удар отзывался слабой болью в висках.
— Что с ней случилось? — задал вопрос я. — Это был приступ?
— Возможно. Если вы позволите, я немедленно свяжусь с регистратурой.
— Да, конечно.
Доктор удалился из спальни. Я сел рядом с Эрикой и сжал её холодную руку.
— Это я виноват в том, что ты лежишь тут, — прошептал я, прижимая её руку к своим губам. — Док сказал, что у тебя был приступ. Возможно. Он не знает наверняка.
Зачем я говорил с ней? Можно было подумать, что она уже покинула этот мир, и всё, что остаётся мне делать, — это говорить с медленно остывающим телом. Я замолчал. В комнате воцарилась хрустальная тишина, и это позволило мне прислушаться к собственным мыслям.
Наш разговор с Эрикой оборвался на очень неприятном моменте. Если бы не моё идиотское поведение, этого разговора вовсе бы не случилось, а следовательно, не случилось бы и приступа. Теперь я сижу тут один, в полной тишине, и с самой чистой искренностью надеюсь, что скоро Эрика придёт в себя. Я ведь даже не услышал прощения, она меня не простила. Нет, не нужно мне прощения. Такое чудовище, как я, его вовсе не заслуживает.
В комнату слабо постучали. Я встал и молча уставился на дверь. Через мгновение та отворилась, и в помещение просунулась седая голова доктора.
— Я только что говорил со своей помощницей, — начал он, осторожно присаживаясь в кресло. — Она изучила медицинскую карту Эрики и узнала, что та с раннего детства больна психогенной стенокардией.
Моё сердце колыхнулось в груди, ноги подкосились и я схватился за спинку кровати, чтобы не упасть.
— Да, молодой человек, я понимаю ваше удивление. Это очень редкий случай, болеть стенокардией с детства. Случай — один на миллион. Скорее всего, заболевание передалось по наследству от матери, вам ничего об этом не известно?
Понимая, что я не в силах произнести ни слова, я отрицательно покачал головой.
— Последний приступ, если верить данным медицинской карты, случился не менее, чем восемь лет назад. Удивительно, что болезнь снова дала о себе знать спустя столько времени. Обычно приступы психогенной стенокардии случаются на нервной почве или при сильном стрессе. Скажите, Эрика не жаловалась вам на боли в груди?
Я снова покачал головой. Медленно опустившись на кровать, я сильно сжал руку Эрики.
— Может, она говорила что-то об усталости? О быстрой утомляемости? Об отдышке после физических нагрузок?