Сомосьерра, начиная с знаменитой атаки и до нынешнего дня, стал нас только раздутым мешком лжи и мифов, что трудно отыскать нечто подобное в описаниях и иконографии, связанной с наполеоновской эпохой. Наивеличайший миф - это повторение до сегодняшнего дня сотнями историками и художниками (исключения можно сосчитать на пальцах одной руки) утверждения, будто польские шволежеры атаковали ущелье. В этих сообщениях полно крутых, нависающих над головами склонов, страшных пропастей, тонн камня, среди которых с трудом и вьется уже упомянутая выше, весьма короткая и совершенно не защищаемая испанцами горловина. К седловине довольно отлого подымалась широкая тропа, пересекающая зигзагом долину шириной в два километра. Именно по этой дороге и атаковала наша легкая кавалерия, а вовсе не по какому-то там ущелью.
Неправдой является и то, что они отправились в атаку с пиками (их они получили только в 1809 году), и что защищающие дорогу пушки обслуживались партизанами (на самом же деле их обслуживали профессиональные канониры испанского полка "Лас Ординас Милитарес"), как это видно на множестве картин. Но все это еще мелкая ложь. Во французских монографиях испанских войн они идут в атаку... вместе с французами! Эта атака была чем-то настолько феноменальным, что французы, уже через пять минут после ее завершения, поняли, что эта атака будет признана самой великолепной кавалерийской атакой за всю историю войн. И вот почему сразу же после битвы появилось столько ее французских "участников", что их бы не поместила и вся долина, по которой и шла дорога. Шволежер (шволежеры, шеволежеры – легкие кавалеристы) Залуский вспоминал, что французские офицеры буквально вымаливали, чтобы поляки захотели признать их участниками славной атаки ("После разбора каждый штабной французский офицер гордился, что будто бы и он сам участвовал в этом наступлении... Я сам своими ушами слыхал офицеров, говорящих: "Если маршал станет обо мне спрашивать, скажи ему, что я с поляками..."). Другой герой атаки, Неголевский: "Сколько же это французов хвасталось, будто они принимали участие в нашей атаке в качестве добровольцев!" Верхом наглости было сообщение в бюллетене, выпущенном после битвы, что атакой командовал генерал Монбрюн. Виной за эту ложь иногда возлагают на самого Наполеона, в то время, как в бюллетень ее поместил адъютант императора, граф де Сегюр, только лишь затем, чтобы, при случае, сообщить, что и сам был ранен во время исторической атаки. Неголевский потом весьма удивлялся, каким это образом господин граф "приклеился к атакующим", а Залусский же только сообщил, будто ранения де Сегюра во время атаки как-то "никто из наших офицеров и не заметил".
В действительности же атакой командовали: поручик Анджей Неголевский (в самом конце) и прежде всего - капитан Ян Непомуцен Дзевановский (в двух третих пути), ее главный герой. Дзевановский - не Козетульский! Это громадное оскорбление устроили Дзевановскому не столько французские историки (их постановка во главе атаки Монбрюна является самой банальной историографической подтасовкой, недостойной разбирательств и споров), сколько историки и писатели Польши, воруя у него этот подвиг и вкладывая в карман Козетульского, который упал с коня еще перед первой вражеской батареей! И все-таки, Сомосьерру взяли "Козетульский и другие" - это миф настолько же могущественный, настолько укоренившийся в сознании поляков, как и миф об "ущелье". Прав был Гюго, когда писал относительно мифа: "il court, il vole, il tombe, il se releve roi". Миф царственно поднимется после каждого падения, ему не повредит правда, его не убьют никакие объяснения, ибо такова его натура. Миф либо неуничтожим, либо его нет совсем.Командующим обороны Сомосьерры был генерал дон Бенито Сан Хуан, которому была дана в удел честь задержать императора Наполеона. На склоны долины он посадил тысячи стрелков, а на поворотах дороги установил по четыре пушки (всего батарея из шестнадцати орудий). Дорогу ни в коем случае нельзя было обойти, так как вся долина была усеяна валунами, на которых лошади обязательно поломали бы ноги, проскакав с десяток метров. Так что единственным путем на Мадрид оставалась горловина и та самая узенькая тропа (испанские канониры с громадным трудом протискивались между колесами лафетов), с обеих сторон обрамленная каменной стенкой, что и вправду делало из дороги искусственное ущелье, а точнее - коридор с невысокими стенками. Принимая во внимание, что она четырежды перекрывалась концентрическим пушечным огнем и простреливалась со склонов долины перекрестным огнем из тысяч ружейных стволов - такая позиция была запорой, которую военные эксперты называют "непроходимой". Испанцы свято верили, что там не пройдет сам дьявол, тем более "бог войны". Но "бог войны" помнил, что "Un Polonaise passe partout".