Закончил читать Зарон и отложил листы, после чего стал говорить уже от самого себя, речь свою сложив из таких вот слов:
- Жиль де Рец нашим был дьяволом, Повелитель, Раисом, в шкуру рыцаря облеченным и в замке Машекуль черные мессы проводящим, как наверняка знаешь во всеведении своем. Возвращаясь в преисподнюю, эту женщину с собою взял, ибо по вкусу она ему пришлась, как никакая другая. Они и сейчас живут вместе на восточном краю ада, доживая старость в ссорах и сварах, как часто с супругами бывает, в чем, более всего, ее вины, ибо она ад в аду устраивает. И чем старше становится, чем дряхлее, тем хуже становится. Никогда она не переставала утверждать, что и есть Жанна д'Арк, мы же, ради по коя адского, ей не перечим, дабы брата нашего, Раиса, не печалить в старости его, хотя это и ложь бессовестная. А недавно потребовала, чтобы эту вот картину, напоминающую о Руане, где Жанну на по гибель англичанам и предателям оставили, принесли ей для ямы ее украшения, чего старый Раис сделать не мог. Вот и сжалился над ним Бельбаал, картину в ад доставляя. Поначалу он из Парижского Лувра ее похитил, но та картина ей не понравилась. Визжала, что слишком уж зеленая. Тогда он на место ее отнес, и вторую, такую же самую, только более светлых тонов, из Вашингтона притащил. Вот и все. Вот и вся правда.
И задумался Люцифер, когда уже умолкли Зароновы слова, не слушая обвинительных криков Тегамота, но шепнул сам себе в мудрости своей:
- Да, злы земные женщины, это правда.
Услыхал это Зарон, чутким чрезмерно слухом своим, и добавил:
- Да, мудры слова Твои, о Бессмертный, так что мудрее и быть не может ни на земле, ни в небе, ни в аду. Мало того, что великих Землян у нас отбирают, ведь каждый женатый прямо на небо попадает за прежние страдания свои, так и в аду покоя нам не дают, несчастья всяческие сюда призывая. Да будут они прокляты!
- А скажи мне, Зарон, - спросил Люцифер, не выходя из задумчивости, - этот вот художник... как его там?...
- Клод Моне, Повелитель.
- ...Моне, он в вашей преисподней находится?
- Нет его здесь, о Наивысший.
- Так где же он, в чистилище или на небе?
- Это мне не ведомо, Повелитель.
- Ничего, скоро узнаем. Подайте мне межгалактический телефон.
И в тот же миг ему принесли телефон, из перламутра сделанный. Люцифер же номер набрал и, переждав нужное время, молвил:
- Святого Петра пригласите, срочно!
- А кто его спрашивает? - задала вопрос ангелица, обслуживающая небесную АТС.
- Люцифер.
- Сейчас гляну быстренько, у себя ли шеф.
- И передай ему, куколка, чтобы был, потому что это дело, не терпящее отлагательств.
В ничегонеделании прошло какое-то время, но тут из трубки раздался грозный, низкий голос:
- Это чего ты мне голову морочишь, сатана? - Так-то ты меня приветствуешь, Петенька?! Ой, фи! День добрый.
- Будь ты проклят и сгинь-пропади, зараза, но пред тем давай выкладывай, чего хочешь, потому что занят я сильно, так что времени немного.
- Ты только представь, Петенька, что мне чертовски интерес но узнать, что там поделывает у тебя Моне, художник, что картины пишет.
- В чистилище бродяга торчит!
- И надолго он там?
- Будет там так долго, пока вся злость моя на него не пройдет, и в Рай разгильдяя допустить захочу. Ничего, пущай подождет, грешник отвратный, пущай подождет!
- А за что ж ты его так, Петенька? Чем он пред Господом твоим провинился, несчастный?
- Из собора святого в Руане такую пачкотню наделал отвратную, что у меня кровь вскипела!
- О, так ты, дружок, просто неграмотный, в искусстве совсем ни бе, ни ме, из-за чего небу стыд и срам. Разве не знаешь ты, что это импрессионизм?
- Дам я ему этот импрессионизм!
- Похоже, нового искусства не одобряешь, Петенька, за времечком не поспеваешь, консервативненький ты наш, даже стыдно за тебя. Начиная с импрессионизма, изменились художники, реализма уже не любят, знать надо!
- Ты мне тут, дьявольское отродье, не бреши, сам дурак, а раз всяческие отвраты милы тебе как грех и грязь, вот и мазюки этих сумасшедших тебе нравятся. Если бы я их за придурков не принимал всех бы пинком в нору послал!
- А вот представь, Петя, что одна из таких картин у меня сейчас стоит.
- Ну и ладно, пускай все чертовское у чертей и стоит! Лучшего места для нее и быть не может!
- Так понимаешь, ты мне очень помог, Петенька, разрешить од ну штуку, за что тебе огромное спасибочки. Из благодарности стану я проклинать тебя с нынешнего дня только по нечетным дням, а не ежедневно, как делал до того. Бывай здоров, и хоть чуточку подучись в искусствах, хоть тупость и пристоит тебе, как рабу Господа твоего, но уж не настолько же.