Выбрать главу

- Мистер Эдейр, почему в возрасте шестидесяти двух лет вы занимаетесь такой самоубийственной профессией?

"Рыжий" усмехнулся и сказал:

- Потому что я содержу очень требовательную жену.

Да, можно помечтать, сидя в кресле. Несомненной истиной является сказанное Кшиштофом Клопотов­ским в рецензии на "Паршивую дюжину": что подобные увлечения "предназначены для психопатов, а доступны идиотам. Если не один, так другой торчит почти в каждом из нас, у избранных они присутствуют оба". Избран­ные садятся на парусник, а умные и здоровые располагаются на диване и сопят: знаешь, такой катер...

Знаю. Такой, как у Эдейра, недостижимый наяву, цацка исключительно для избранных. Вся Земля пе­реполнена почитателями Эдейров, завистниками, чьи шеи натерты ярмом, а мечтания испаряются после про­буждения, но каждый вечер они возникают вновь и начинают функционировать после того, как погаснут все лампы. Лишь немногие влезают на лестницу, чтобы и вправду спрыгнуть в сад Жевуского, Бадии и Булатовича.

Одни записываются в Иностранный Легион, где их мечты о том, чтобы стать вольным человеком, на­силуются уже через неделю, поскольку - как писал Курт Циммерман в "Ди Вельтвохе" (13.10.1976) "инструк­торы придерживаются там ритуала психологического уничтожения, целью которого является доведение лич­ности до полнейшего краха". Через месяц подобных пыток покинутый мир железобетонных жилых курятников, заводских конвейеров и цветных комиксов об Иностранном Легионе кажется им раем. Вот они и дезертируют. А пойманные, попадают в "камеры, где воды по колено, и в каторжные колонии, где им прийдется заниматься совершенно бессмысленной работой, вгрызаясь молотом в каменную стену до потери сознания".

Иные же выбирают "Диких Гусей" - овеянные легендой группы наемников Майка Хора ("Crazy Mike"), Рольфа "Юю" Штайнера, Боба Денарда, Алека Гея, Биг Джека Кертон-Барбера, Жана Шрамма и им подобные, либо "Revolver Club", ас которого, Доминик Борелла ("Алекс") погиб в Бейруте от случайной пули. Вскоре они видят, что стали рабами той же самой мафии, проститутками для самых подлых делишек, против которых и слова не скажи, чтобы не получить пули в лоб. Да, растерялись тропы славы для одиночек.

В Марселе я разговаривал с одним из таких. Его бросила жена, и он предпочел убежать далеко-далеко, убивать и подставлять голову под пули, лишь бы не видеть, что у нее есть другой. На следующий день он дол­жен был плыть в Африку. Я глянул на желтый катер у берега и буркнул:

- Да поможет тебе Бог.

- Я не верю в Бога!

- Ничего. Он в тебя верит.

Точно ли? То ли он достоин жалости, то ли мы, чувствующие себя обделенными свободой и радостью смертельного риска? И когда приходит тот день, единственный во всей жизни, когда оказия вступить на борт реализованных мечтаний внезапно предстает перед нами в виде искусительно улыбающейся прекрасной обна­женной женщины, стоящей на пустом берегу, что наколдовал для нас Франц Радзивилл, а рядом ждет парус­ник... Женщина подходит к нам, протягивает свои атласные руки и начинает расстегивать нам рубашку, разде­вать нас, погружая свои пальцы в наши волосы, ласково-ласково, будто они сотворены из намагниченного солнца, и желает всосать нас в себя, затирая все остальные образы. Но когда уже ничто не скрывает нашей на­готы, она внезапно разжимает объятия, смотрит презрительно и, преисполненная отвращением, уходит. На ро­зовом песке четко рисуется наша тень, и мы видим, что это тень евнуха. Когда уже мы подымем поникшую голову, женщины уже не будет, только далеко на горизонте маячит белый парус уплывшего тендера – катера – бригантины – шхуны - фрегата, а самолет наших фантасмагорий пикирует в море, волоча за собою черную вуаль стыда.

- Знаешь, такой катер...