А идёт Тёрнер, леди и джентльмены! Романтик, наилучший из маринистов. Что он говорит? Тёрнер, что говоришь ты, когда изображаешь издыхающего породистого коня, которого волочет паршивый мул? Потому что я именно так это и вижу. Сам я люблю много вещей из прошлого. Но из этого множества более всего люблю я старинные парусники. Я люблю их по тем же причинам, что и фортификации, единственный скончавшийся вид архитектуры, поскольку они уже отплыли в Хило. И ты показал нам на это, Джозеф Уильям, как вдохновенный поэт умирания. Ты представил нам монументальный труп морского жеребца, который тащит в могилу сильный, грязный, извергающий дым карлик. Ты ненавидишь этого урода, перед которым будущее, а жалость из коробочки с синеватой грустью не пожалел для павшего аристократа. Это великолепно - так ненавидеть, иметь во всем мире подобного врага для собственного удара. Когда слышишь о подобном противнике, как и в любовном упоении кружится голова. Тогда ты собираешься в путь, бросаешь уют собственного дома и выходишь на дорогу. Тебе плевать на усталость, сон, отдых и тягу к женщине - плевать на все, лишь бы нанести удар. И ты пишешь, пером или же кистью, пока не закончишь. Ты не убиваешь его, поскольку пером или кистью так легко не убивают. Но, сопоставляя его уродство - уродство победителя - с царственным величием побеждённого, ты убиваешь его стократно. Как это изумительно, Тёрнер, что так сильно можно осудить и подавить победителя-варвара. Нас с тобою мучает тот же самый голод, вот только времена и враги у нас различные.
Но давайте-ка вернёмся в мой музей, где бунт лишенной прав личности не имеет смысла, ибо там проживаю лишь я - директор, хранитель, гид, портье, гардеробщик и уборщик в одном лице.
Картина "Последний путь "Дерзкого" появилась в 1839 году, в самое подходящее время, символичное как и содержание этого холста, на стыке эпох парусного линейного корабля фрегата и триумфа новых движущих сил. Ровно год назад, в сопровождении миллионноголосого восхищения, Атлантический Океан был покорён двумя колёсными пароходами ("Сириус" и "Great Western"), на воду был спущен "Архимед" - первый корабль, приводимый в движение винтом. Винт морской истории закрутился в другую сторону и смёл деревянных лошадок, что сотни лет качались на волнах. "Temeraire" остался на холсте из Национально Галереи мрачным и монументальным "memento mori".
Эра линейных кораблей, агонию которой Тёрнер обессмертил в "Последнем пути "Дерзкого", началась вскоре после введения линейного строя сражающихся флотов в битве под Ловстофт (1665). Ранее, в эпохе галеонов, применяли кучный строй. После же Ловстофта вражеские эскадры, составленные из кораблей и движущихся гуськом, один за другим, и повторяющие маневры передового флагмана, плыли или останавливались параллельно друг другу и бомбардировали противника бортовыми залпами. Этот новый способ ведения боя требовал новых технических решений, а также стандартизации и разделения боевых единиц на классы, чтобы цепь можно было сформировать из кораблей, равных по силе - в ней не должно было иметься слабых звеньев, ибо тогда сила огня была бы неравномерной. Увеличение количества орудийных палуб превратило корабли в "многоэтажки". Формы корпуса и парусное вооружение также подверглись изменениям, детали которых оставим специалистам. Для нас важнейшим является то, что фрегат, сформировавшийся из галеона в последней декаде XVII века, был красивейшим животным, порождением эпохи барокко, наполненным резной
фауной и флорой, весь в позолоте и мастерстве гирлянд, небольших колонок, аттиковых галерей и резных чудищ. Стоимость всей этой орнаментации неоднократно превышала стоимость самой конструкции. В особенности же корма делала корабль подобным дворцу какого-нибудь богача. Барокко, раздражающее многих свой женской излишностью и богатством в сухопутной архитектуре, здесь становилось чем-то весьма благородным, ибо позолоченная статуэтка, окруженная нагромождением ненужных мелочей может и
раздражать, но на безбрежной, пустынной плоскости океана привлекает наше внимание и околдовывает будто драгоценный перстень на зеленой, матовой материи накидки. Последующие стили делали лицо линейного корабля более суровым, но всегда он оставался величественной скульптурой с линиями мягкими, будто белые гривы волн.
Он был словно человек. С годами, взрослея, он одевался все менее крикливо, становился серьезнее и рос. В XVIII веке он уже превысил водоизмещение в две тысячи тонн и границу в сотню орудий, пока наконец испанцы не построили рекордсмена, "Сантиссима Тринидад", мамонта со ста тридцати шестью орудиями, размещенными на четырех орудийных палубах (три тысячи тонн водоизмещения). Корабль этот сравнивали с гигантским собором Сантьяго де Компостелла и называли "плавающей Компостеллой". В своём чреве он вмещал конюшни, амбары, бальную залу, сад с цветами и деревьями и пышнейшие адмиральские апартаменты. Польский офицер-легионер Якуб Кержковский посетил этот стоящий на якоре в Кадиксе "город на воде" в 1802 году (по пути на Сан Доминго) и записал в дневнике: "Казалось, что воды в порту прибыло, когда он бросил здесь якоря, все остальные суда и корабли казались будто дети, окружившие отца".