Уокер не пожелал иметь оба целых триптиха, ему хотелось обладать только лишь фрагментами с апокалиптическими ножами. И он получил их взамен на договор о ненападении. Нет, он размышлял над вопросом нападения на Европу, хотя и понимал, чем это может грозить. Статус-кво установил Ватикан. Никто не знал, каким образом папа узнал про великую мечту Уокера - желание обладать данными картинами Босха. Скорее всего, это было результатом утечки информации из ближайшего окружения Императора. После этого европейское правительство информировало Уокера, что в случае любого проявления агрессивных действий с его стороны, обе картины будут немедленно уничтожены. Тогда Уокер махнул рукой на этот "ни кому не нужный мысок" и заключил гарантированное мирное соглашение, а полученные взамен картины поместил в своем кабинете. "Страшный Суд" он повесил на стене так, чтобы глядеть на него, не вставая из-за стола. Охотнее всего он делал это в темноте, и тогда маленькие светильники, установленные в кабинете и управляемые Уокером с электронного пульта, скользили по записанной красками плоскости, вырывая из мрака призрачные ужасы и чудовищные ножи.
С правой же частью "Сада радостей земных" он поступил по образцу короля Филиппа II.
Короли Испании, руками Святой Инквизиции превратившие Европу в пылающую кострами преисподнюю, были самыми большими почитателями Босха. Уже Филипп I Красивый (1478-1506) скупал его картины и заказывал их художнику - одним из таких заказов как раз и был "Страшный Суд". Филипп II (1527-1598), кровавый фанатик, с мрачной суровостью истребляющий десятки тысяч более или менее выдуманных "еретиков" (когда принцесса Маргарита приказала осужденных не сжигать, а вешать, он посчитал это за личное оскорбление), так же рьяно добывал для себя картины Босха, не сторонясь даже грабежа. Девять картин нидерландца повисло в Эскуриале, где король работал в темной комнате, напоминающей монастырскую келью. Главным предметом мебели в этой аскетической норе был стол, крышка которого была сделана из "Семи смертных грехов" Босха.
Уокер скопировал Филиппа II дважды. Первый раз, когда всем, кто желал поговорить с ним, приказал делать это, стоя на коленях. Второй же раз, когда из добытого фрагмента "Сада радостей земных" сделал крышку рабочего стола для своего кабинета. Он садился за ним, когда темнота понемногу начинала окутывать его старинную замковую резиденцию, краски серели все быстрее и интенсивнее, а вещи расплывались во влаге мрака. Это был тот самый час, когда тени делаются длиннее, размякают и уходят в холод ночи, будто пустынные миражи, невидимый же ветер, как бы издеваясь над вами, слышится со всех сторон. Лунный свет, проникающий через маленькое прямоугольное окно, серебрил шляпки гвоздей в полу, так что казалось, будто топчешь сапогами второе звездное небо. Когда же палец Уокера касался движка на панели управления, мрак пробивался лучом света, не имеющим источника, словно одинокий отшельник зажег во мраке ночи свой волшебный фонарик. Тогда горящими глазами Уокер всматривался в картину, освещенную желтым кружком и поглощал жестокую поэтику этих композиций до тех пор, пока сон не начинал сжимать его виски клещами усталости. Лишь только когда взгляд его падал на игральные карты, разбросанные возле несчастного, пришпиленного ножами к игральному столу, его охватывало непонятное беспокойство, и он никак не мог определить его происхождения...
В управляемой Уокером империи в шахматы играли на все: на женщин, на еду, на жизнь. Это были игры без реванша - проигравшие уходили в вечную тьму получивших мат и убитых ножом, что весьма эффективно решало проблему перенаселенности. Искусство и любая иная культурная деятельность вращались вокруг шахмат и ножа. Во всех фильмах показывалось одно и то же. Героем их был человек, не представляющий жизни без шахмат и ножей, великий шахматист и боец на ножах. Вторым всегда был какой-нибудь чужеземец. Они встречались в таверне, где первый метал ножи в подвешенную на стене шахматную доску, они обменивались приветствиями и очень вежливо беседовали. Потом выходили на улицу и начинали драться. Все время без слов и всяческого пафоса. Не было ни малейшего упоминания о деньгах, идеях или даже какой-либо женщине. Чужеземец погибал с ножом в теле: он приходил за смертью.