Писатель XVI века, ксендз Станислав Ожеховский, знающий шута и не дарящий его чрезмерной симпатией, наверняка задетый какой-то шуточкой, определил Станьчика как человека не вполне разумного ("valetudo mentis"), что и давало ему свободу высмеивания ("liberius dicax"). Но ведь следует и вправду быть безумцем, чтобы выстреливать правдой во всех направлениях, а после того оставаться одному против всех (во Франции шута чаще всего называли "fou", что как раз и означает "безумец", "сумасшедший"). Самая прекрасная цитата из "Зверинца" Рея так обосновывает величие вавельского шута:
"Ибо правду высказал в платье безумца,
Так как те, кому следует, укрылись молча.
И где бы Станьчиков таковых поболе взять,
Чтобы могли неправду, как крапиву рвать.
И правду святую людям в глаза говорили (...)
Хоть, думаю, злому это как трупу припарка".
Тогда с ним рядом был король, а против него самого весь двор, но это не он их, а они боялись его, наперегонки льстя ему, желая хотя бы не деньгами, но таким вот образом умилостивить его. Цитирую согласно Кржижановского фрашку Ройзиуша:
"И шляхта, и отцы господином тебя зовут,
Люди простые лишь Станчика имя дают.
Ты ведь и правду Станьчик, нет у тебя слуг,
Нет у тебя землицы - городишка иль двух.
А то что шляхта кличет тебя господином,
За язык твой острый - хрен с полыном.
Кланяются усердно, чтоб молчал, не громко
Про их преступления всем поведал чтоб ты.
Вот если бы простые боялись тебя бы,
Господином звали б, мужики и бабы.
Только ж знают - бедный, значит не такой ты.
Господином сделал язычок острый твой."
В свою очередь, уже в XIX веке, Войцицкий писал так: "Станьчик был первым сатириком XIV века, воплощенная оппозиция в шутовском наряде, превосходящий век свой той смелостью, с которой говорят правду (...) Мало людей, равных Станьчику остроумием имелось при дворе Зигмунтов, всегда говорил он горькую правду как Королю, так Господам и дворянам". С последними Станьчик постоянно конфликтовал, и поводом, чтобы их куснуть, могло быть что угодно. Увидав, как Зигмунту Старому ставят пиявки, буркнул он, достаточно громко, чтобы его услыхали по всей стране:
- Вот это и есть истинные дворяне и друзья королей…
Когда в виленском замке во время "забавы" науськиваемые на медведя собаки не захотели того кусать, потому что перед тем их перекормили, Станьчик посоветовал натравить на медведя вечно ненасытных придворных писарей. Именно от Станьчика пошло знаменитое в старой Польше выражение, обличающее двуличность, "подай-ка пару на луку", которое сейчас нам ничего не говорит. Дело же обстояло так: командир, преследуя солдата, гонящего перед собою ворованных гусей, потихоньку приказал подать парочку на луку своего седла.
Юзеф Игнаций Крашевский в своем романе "Хроника Станьчика с 1503 по 1508 годы" описал нам, как Станьчик влез в шкуру шута. Будучи еще школяром, он был атакован на улице шутом королевского брата, кардинала Фредерика. Волокущаяся за шутом толпа, считала, будто школяра осмешат насмерть, но тут попала коса на камень. Станьчик ввязался в беспримерный словесный поединок и буквально "раздавил" напавшего, а в конце, совершенно уже сбитого с панталыку противника поддал шутовскому экзамену из трех вопросов.
- Что ты делаешь, когда упиваешься в стельку? - спросил он.
- Сплю, - отвечал шут.
- Выходит, ты глуп. Пьяный человек - самый счастливый, а ты спишь, и во сне своем свое счастье профукиваешь. Только и жизни, когда с ума сходишь, спи, когда трезв... Так, первый раз неправильно ответил, сейчас вторая попытка. Скажи мне, какую женщину наипочтеннейшей назвать можно?