собирая банды, а в некоторых местностях даже организовывая
регулярную армию, вооружая ее, поставляя провиант и собирая
налоги на восстание (...) Со всем этим следовало бороться."
W: "Нам ничего не оставалось, как спрыгнуть с фиакра, заки-
нуть на спины двустволки, собрать наши вещи и рысью дого-
нять отряд, чтобы вместе с ним добраться до главной армии.
Догнав отряд сей, с первого же взгляда оценил я, что в нем
около 300 человек и более десятка фургонов. Первым же зада-
нием моим было - побрататься с будущими товарищами моими
(...) Спустя полчаса я уже всех их знал, а через час все мы
любили друг друга как братья."
М: "Главные силы повстанцев накапливаются в лесах."
W: "Мы идем лесом, дорога спускается в котловину (...), вок-
руг бивачный шум. Тут разжигают костры, там лошади ржут, и
везде весело, радостно, нет никакой тебе дисциплины! Будто
бы не в канун смертей многих, но в канун свадьбы торжествен-
ной, святочного или там масленичного выезда. Но тут пикет
дает огня. Это пароль, что неприятель близок. Загремел го-
лос командира: к оружию!, и все бросают забаву, смех и ста-
новятся в ряды, а из глаз их так и светится отвага и жела-
ние либо умереть, либо победить!"
М: "Армия наша была в совершенном расстройстве и
только-только формировались из кадровых военных. Размещен-
ные в западных губерниях батальоны были полны рекрутов, что
в апреле 1863 года были безоружны и даже не обмундированы."
W: "У нас не было достаточно оружия и амуниции (...) Так
что, о том, чтобы вступать в бой, не было и речи. Нам призо-
дилось форсированными маршами через леса, дебри, недоступ-
ные горы и всяческими контрмаршами избегать столкновения с
неприятелем."
М: "Полицмейстер ежедневно доносил мне о мещанах, что сбежа-
ли к повстанцам, по 40-50 человек, в среднем, за день; оста-
новить их, используя армию, не было никакой возможности."
W: "Так мы маршировали целую ночь. Под утро (...) добрались
мы до Велькей Вси, где нам дали отдохнуть. Но сначала я за-
бежал в имение, где попросил хозяина, чтобы тот позволил мне
написать несколько слов детям..."
М: "Поляки были в полнейшей уверенности, что все пойдет для
них успешно (...) и верили, что правительство будет вынужде-
но уступить, то есть, признает правоту польских претензий на
восстановление Польши в ее старых границах, Прежде всего, я
потребовал развеять эту польскую дурь (...) Задание это бы-
ло трудным, но, решившись на всяческое материальное и мо-
ральное самопожертвование, с надеждой на Господа, я взялся
за дело."
W: "Мы прошли маршем, с песней "Боже, что с Польшей" на ус-
тах. В мгновение ока город осветился, открылись окна, в ко-
торых женщины в белом приветствовали нас громкими благосло-
вениями. Жители повыбегали на улицы и тут же разобрали нас
по домам своим (...), сопровождаемые благословениями всех
горожан".
М: "Назимов не смог мне доложить о положении страны (...),
кроме донесений, получаемых ежедневно от армейских команди-
ров о стычках с повстанцами, в которых они великолепно хвас-
тались своими победами над бесчисленными, якобы, толпами мя-
тежников, в то время, как по большей части банды эти были
совсем незначительными и редко когда превышали 300-500 чело-
век."
W: "Как я уже вспоминал, нас была пара сотен человек,
большей частью безоружных (...) Всего нас могло быть около
полутысячи."
М: "Я обратился к методу наложения денежных штрафов, кото-
рый оказался весьма даже эффективным. Было приказано брать
от домовладельцев (...) от 10 до 25 рублей штрафу за каждо-
го человека, что ушел к повстанцам, причем, штрафы собирать,
не смотря ни на какие обстоятельства, пусть даже за счет
продаж последних вещей. Таким же штрафом были отягощены мо-
настыри и приходское римско-католическое духовенство: за
каждого, ушедшего от них к мятежникам - по 100 рублей, а при
возобновлении побегов я приказал штраф удваивать. За ноше-
ние траура было приказано штрафовать по 25 рублей, а в слу-
чае повторения - опять же, штраф удваивался."