чае повторения - опять же, штраф удваивался."
W: "Царские начали огонь и, вооруженные отличным столовым
серебром, поддевали нас за 1500 шагов; нам же было запреще-
но отстреливаться, ибо, большей частью, вооружены мы были
двустволками, из которых стрелять могли на сотню с нес-
кольким шагов (...) Тысчи пуль осыпали меня, с десяток про-
летело так близко от моих ушей, что даже оглушили меня нена-
долго. Хоть я и впервые был в сражении, только огонь этот не
произвел на меня ни малейшего впечатления. Я был уверен, что
без Божьей воли с головы моей не спадет и волоса (...) Мне
даже смешно стало; каждый свист пули приветствовал я сарказ-
мом либо ругательством по отношению к врагу, игрался в че-
харду с ближайшими товарищами и прибавлял им смелости (...)
Мне повезло обратить внимание начальства на собственное
хладнокровие и презрение к смерти, за что меня похвалили пе-
ред строем и назначили поручиком. На поляне той бой длился
около двух часов. По приказу командира мы отступили к само-
му городу. Там бой продолжался следующую пару часов. Разде-
леннные не более чем парой десятков шагов мы стреляли друг в
друга на улицах и рынке, и заданием нашим было выстрелить
два раза из двустволки, чтобы тут же прятаться в подворотню,
чтобы зарядить ружье снова (...) Неподалеку от себя я уви-
дал штаб и крикнул: "Патронов, патронов!", на что в ответ
лишь пожали плечами в знак того, что амуниции не имеется.
После чего была нам приказана немедленная ретирада через
весь городок к лесам. Мы рысью выскочили за город, который
неприятель поджег со всех сторон. Чтобы достойно передать
эту ужаснейшую картину, следует обладать пером Данте, что
преисподнюю нам представляло, или же, по крайней мере, кисть
Рембрандта (...) Городишко весь в огне, крыши с грохотом ва-
лятся; женщины, дети, старики плачут и кричат, так как неп-
риятель запер все ворота и ставни, чтобы всех в пепел спа-
лить. Наши бедные раненные кричат во всю Ивановскую:
"Братья, спасайте, заберите нас, не оставляйте на милость
дикарей, добейте!" А мы подальше - через мосты, шлюзы, воды,
к лесу. Пушки грохочут, раздаются тысячи и тысячи ружейных
выстрелов. О, только представьте все это, схваченное в еди-
ный аккорд, в один звук, и свадебный оркестр самого Вельзе-
вула позавидовал бы этой сатанинской музыке."
М: "Предпринимая средства для уничтожения шастающих повсюду
банд, что получали провиант и оружие от самих жителей, тай-
но и явно содействующих и опекующих восстанием, я скоро убе-
дился, что самим лишь оружием невозможно будет подавить бун-
та, ибо весь край был заражен мятежным духом, поддерживае-
мым священниками, жителями и мелким дворянством; следовало
тогда предпринять средства наиболее решительные против жите-
лей, дающим приют повстанцам, и для выявления тайной органи-
зации, покрывающей все Королевство."
W: "Мы же во время это в самую ужасную западню входили, го-
лодающие и жаждающие, ибо каждый раз, как только мы собира-
лись готовить еду, нас догоняло донесение, что царские в па-
ре верст от нас; тогда мы отправлялись ускоренным маршем,
все выше и глубже по скалам и оврагам (...) И тут пикет наш
вновь дает огня, выстрелы повторяются (...) Неприятель пред-
принял четыре штурма. Битва длилась более пяти часов. Все
штурмы мы отразили, 600 царских положили, остальные же в
страхе бежать должны были. Так что мы остались хозяевами по-
ля боя."
М: "Даже в регулярной армии было полно офицеров польского
происхождения, которые по большей мере принимали участие в
заговоре, многие из них уходили в леса для формирования банд
(...) Так, в начале 1863 года в войсках был объявлен импера-
торский приказ, что все офицеры, не желающие принимать учас-
тие в действиях против повстанцев, могут просить перевода в
войска, квартирующие во внутренних губерниях (...) Многие
выходили в отставку и присоединялись к восстанию, независи-
мо от тех, которые просто дезертировали (...) Из многих пол-
ков, в особенности же из артиллерии, инженерии и генерально-
го штаба, уехали многие, причем, даже с фальшивыми паспорта-