W: "И тут нам дают знать, что неподалеку, в корчме, находит-
ся пятьдесят казаков. Тут же конница отправилась поиграть с
ними (...) Наши конники добрались до корчмы, но казаков за-
стали уже удирающими, догнали их, пятерых убили, а шестого,
раненого, привели с собою, остальные казаки сбежали. Но эта
небольшая победа нам обошлась дорого, потому что трое наших
храбрейших парней пало в этой стычке, а нащих трех я не про-
менял бы и на пять десятков всяких иных."
М: "Этот новый способ действий повстанцев доставлял немало
сложностей для воинской администрации - маленькие отряды в
лесу было трудно выловить; повсюду ширились тревога и терро-
ризм, только и слыхать было про искалеченных, убитых или по-
вешенных бунтовщиками (...) Посему, необходимо было предпри-
нимать чрезвычайные меры для укрощения этих ужасных в пос-
ледствиях для всей страны выступлений. Следовало изничто-
жить жандармов-вешателей и небольшие повстанческие кучки,
которые до сих пор еще находили приют у мещанства и свя-
щенства и получали провиант из усадеб мелкой шляхты".
W: "Помню, попал к нам в руки чиновный, что отравил нам всю
хлебопоставку; в нашем обозе было уже 300 буханок такого
хлеба, и наверняка бы потравились как крысы, если бы нас не
предупредил один почтенный еврей (...) Помню, стояли мы ла-
герем в какой-то деревушке, принадлежащей одному магнату.
Управитель усадьбы (...), видя, что основное войско уже от-
правилось дальше, а с несколькими справиться будет легко,
бросается на них со слугами, крича: "Вязать бунтовщиков!"
Наши молодцы наглецов палашами отогнали (...) Солдат с ору-
жием поставили в каре, и я был с ними. Тут же провели след-
ствие и военный суд. Должен признаться, что преступник, хлеб
отравивший, хоть умел умирать. Не ответил ни словечка, ког-
да же ему прочитали смертный приговор, только рукой махнул
(...) Тем временем косинеры уже и ветку на сосне приготови-
ли; к нему подошли четверо других и одели ему на шею петлю
(...), так что через несколько минут он уже был мертв. Ка-
пеллан встал под телом повешенного на колени и прочел молит-
ву за его грешную душу. При всем этом присутствовал и пан
управляющий (...) Адьютант со всей вежливостью подошел к не-
му, говоря: "Ну вот, теперь и ваша очередь..." Тот бросился
в ноги к генералам, винясь, оправдываясь, что был тогда
пьян. Генералы, смилостившись над его сединами и посчитав,
что и так уже наказание понес, простили его и оставили в
компании висельника в лесу (...) Это впервые присутствовал я
при экзекуции. Хоть и нельзя сожалеть о таких преступниках,
только было мне настолько неприятно, что в конце концов у
меня даже началась тошнота."
М: "Под конец июля восстание на глазах стало слабеть,
большая часть явных и тайных его предводителей уже была в
тюрьмах или известна, другая же часть перепугалась и сбежа-
ла за границу; сельские же и вообще простой народ убедились
в слабости повстанческих банд, постоянно разгоняемых нашими
войсками."
W: "На квартиры нас поставили по хатам. Я ночевал на голой
соломе в компании шести коллег; тут же вся семья хозяина и
четыре коровы. Я заснул с мыслью о детях и с мыслями о сра-
жении. И не помню, чтобы когда у себя дома, на удобных пос-
телях спал когда лучше (...) Не успели мы подкрепиться зав-
траком, раздались крики: "К оружию! К оружию!" Мы считали,
будто всего лишь выходим в дальнейший поход. На улице же нас
выстроили по рядам и отвели на несколько сотен шагов от зам-
ка в сторону леса. Там уже нас приветствовал огонь царских
рот, доказав, что это не поход, а самая настоящая битва, что
продолжалась целый день (...) Свист пуль, грохот пушек, пов-
сюду убитые и раненые, весь замок и деревня в огне. Наших
погибло около пары десятков, если не считать раненых, зато
царских - сто с лишком. Господь спас меня во второй раз,
хоть я и целый день был в самом пекле. Но тут наступил ве-
чер, помешав дальнейшему сражению."
М: "Посредники (мировые судьи по сельским делам), все выб-
ранные среди местного мещанства, по большей части были аген-