Дали мелким обманщиком и паяцем за его постоянные подрыв авторитетов и эксгибиционизм. Глядя на эту картину, хочется опуститься на колени с учениками и молиться так красиво и по-современному, насколько прекрасен и современен этот холст, словами молитвы, что сама по себе является травестацией "Отче Наш" и приписывается нортумбрийскому монаху VII века, но родившейся, скорее всего, в позднем периоде староанглийской поэзии (XI век):
"Отче святой, живущий в небеси -
Хвала тебе! И пусть святится
Нам имя Божье за все, что есть у нас -
детей людских. Спаситель ты,
Владычество твое обширно, сильна воля.
Так встань же на земле и под небесным сводом.
И дай сегодня же добра нам, хлеба дай,
Людей всех опекун, что всем распределяешь.
И не позволь нас сечь всем искушеньям,
Но дай свободу нам от каждого зла вида,
С сегодня и веков во веки."
Так разве не поэты, вместо священников должны писать молитвы?
Он желал изменить нас этими двумя руками и наполненными правдой словами, но не смог, ведь только две вещи не меряны на свете - милосердие божие и человеческая глупость, соединившаяся в брачном союзе с подлостью. Те же руки, точно такие же, как в "Тайной Вечере", видим мы и в другой картине Дали, "Распятие" (Музей Искусств в Глазго), прибитые к гигантскому кресту, что носится по орбите в космическом пространстве над тем же заливом и теми же самыми судами. Саму правду иногда освобождают - беда не в ней. Беда с теми, кто ее провозглашает - и тех за это распинают на крестах.
"Распятие" в директорском кабинете MW исполняет роль плафона и одновременно потолочного окна, открывающего вид на небо. Это мое небо, и все в нем по-моему. В моем небе дом рабства рассыпался в космическую пыль, из которой уже никто не воздвигнет Стены Плача. В небе моем люди - всегда люди, а сверхчеловеки лилипутствуют в клетках, сделанных из чужих страданий.
В небе моем
у урн стеклянных
стоят на страже
дети с васильковыми глазами
ведь только им разрешено считать все голоса
в моем небе.
В небе моем
когда смеются
то и не давятся беззвучными слезами
бессильные в ненависти своей
когда же говорят - не горбят спину
в моем небе.
В небе моем
из под прозрачной повязки Фемиды
украли пару гирек
дабы отвесить
конец терпеньям
в моем небе.
В небе моем
в цветах не видно памятника бунту
и Торквемада
пылает на костре живьем
с ободранною кожей.
в моем небе.
В небе моем
пред алтарями Учителя Кита
все в груди бьют себя
вагоны рук отрубленных
за то, что сады подрезали
в моем небе.