- Хорошо. - Грейнджер обрадованно кивнула. - Ты ко мне тоже обращайся, если понадобится. Вот почему ты эту напоминалку отдал Дину, а не мне? Я никогда бы тебе не нагрубила.
- Именно поэтому.
Девчонка непонимающе уставилась на меня. Затем в её взгляде что-то прояснилось.
- Ты специально отдал напоминалку Дину, потому что знал, что он поссорится с тобой?!
- Не знал, но предполагал. Понимаешь, Грейнджер, тренерша оставила нас минут на двадцать, не меньше. Задиры есть и у нас, и у грифов, значит, ссора всё равно состоялась бы. Моё влияние в группе не настолько велико, чтобы удержать от глупостей Забини или Малфоя, но я мог направить события как нам надо. Пришлось разрулить ситуацию так, что грифы оказались в дерьме, а мы в шоколаде, потому что всё шло к тому, что будет наоборот. Даже если бы Дин не бросился в драку со мной, всё равно я сделал так, что он первый начал.
- Ты так откровенно об этом рассказываешь...
- А это никакой не секрет. Все всё видели. Все всё знают и понимают. Придраться не к чему.
Грейнджер некоторое время сидела молча и обдумывала мои слова.
- Ты настоящий слизеринец, Поттер! - разродилась она наконец.
- Это оскорбление или комплимент?
- Это факт. Теперь я поняла, чем отличаются слизеринцы от гриффиндорцев, а до сих пор только думала, что понимаю.
- Не всё так просто и очевидно, Грейнджер... Понимание можно и нужно углублять всю жизнь.
Грейнджер задумчиво кивнула.
- А ты что сегодня читаешь? - полюбопытствовала она.
- Старые газеты. Надо же наконец узнать, что писали о гибели моих родителей.
Девчонка привстала со стула и стала рассматривать фотографии в газете.
- Ой, это вот ты такой маленький? Какой симпатичный... А это твои родители, да? Слушай, какая у тебя мама хорошенькая!
- Грейнджер, уймись наконец, а то рассержусь.
- Я же ничего плохого не сказала.
- Грейнджер, мне хотелось бы сегодня просмотреть эту кучу газет. Уверен, что и тебе есть чем заняться. Мы с тобой поболтали достаточно - давай наконец займёмся делами. Если тебя интересуют эти газеты, можешь взять их потом и посмотреть.
- Ну вот, опять ты меня гонишь...
- Тебе и без меня на своём факультете нелегко. Если грифы заметят, что ты со мной общаешься, они тебе вообще житья не дадут.
- Так это ты обо мне заботишься... - девчонка благодарно воззрилась на меня.
- О себе, но у тебя те же проблемы. Добром прошу - отстань.
- Ладно-ладно. Но не забудь, ты обещал.
Отцепилась наконец. Жалко, что эти газеты посмотреть больше негде - выносить из библиотеки их не дают, да и в общежитии на виду у всех таскаться с ними не хочется. Пусть лучше будет одна Грейнджер, чем целый Слизерин.
Еще с больницы я замечал, что мало эмоционален по сравнению с другими людьми. Нет, когда я оказывался в острой ситуации, вроде истории с кошкой или конфликта с деканом, я испытывал все соответствующие эмоции сполна. Но стоило адреналину прогореть, и я становился ненормально спокойным, словно мне не досталось частички души, отвечающей за мельтешение чувств. У меня полностью отсутствовала эмоциональная рябь, которую у других вызывают всякие "а вдруг" и "а если". Нет - значит, нет.
Только что с Грейнджер я испытывал сложную смесь досады и сочувствия. Я понимал, что здесь ей одиноко и что не настолько она ужасна, чтобы заслужить всеобщее отчуждение, поэтому не прогонял её всерьёз. Скорее уж я вёл себя как старая ворчливая бабушка, и девчонка инстинктивно чувствовала, что в глубине души я отношусь к ней неплохо. Она была энергичной, она была общительной, ей требовалась компания, а я был единственным, кто не отворачивался от неё.
Но сейчас Грейнджер ушла, и во мне воцарилась полная тишина. Словно эта девчонка приснилась мне мгновение назад и навеки канула в прошлое.
Что-то похожее я ощущал и в отношении родителей маленького Гарри. Я не знал их - и их не существовало для меня. Я вообще не испытывал потребности в родителях, словно сто жизней подряд был сиротой. С газеты на меня смотрела очень миловидная, но в целом очень заурядная молодая женщина, отец был ей под стать - беспечный жизнерадостный хлыщ, не знающий ни трудностей жизни, ни отказа в развлечениях. Они выглядели гармоничной парой.
Подробности налёта в газетах почти не описывались. Мне показалось подозрительным, что Дамблдор очень вовремя прибыл на место события - когда мои родители уже погибли, а я еще не успел сгореть вместе с остатками семейного дома. Не менее подозрительным выглядело и то, что газеты уверенно заявляли о гибели Неназываемого, хотя очевидцев там не было и его труп так и не нашли, потому что вряд ли по горке пепла, которую выдавали за прах Вольдеморта, можно было что-то опознать. С чего вдруг возникла уверенность, что он не сбежал с места происшествия, вызывало у меня полное недоумение.
Больше всего газеты свистели обо мне, хотя уже через сутки я был отправлен к Дурслям. Упивающихся понемногу отлавливали - и при каждой их гибели, каждой поимке, каждом судебном процессе неизменно подчёркивалась роль Мальчика-Который-Выжил. Каждый год в газетах сообщали о дне рождения этого необыкновенного мальчика, никакой Хеллоуин не обходился без заметки о великом историческом событии с Мальчиком в главной роли. Складывалось впечатление, что вокруг моей персоны вёлся жёсткий целенаправленный пиар. Имена авторов я запоминать не стал - папарацци так подолгу не живут.
Откуда взялся этот Тёмный Лорд и кем он был до того как потемнел, в газетах не было ни слова. Значит, нужно было искать другие источники.
Перед следующим занятием по зельеварению Грейнджер завязала волосы в хвост и спрятала их под красивую цветную косыночку. Снейп сначала оторопел, а затем поставил пять баллов Гриффиндору, потому что "впервые вижу, что у кого-то из учеников хватило ума самому додуматься прикрыть волосы". Грейнджер хотела что-то сказать, затем покосилась на меня. Я сделал отрицательный жест головой, она понимающе кивнула и промолчала.
О моих отработках у Снейпа знали только на нашем факультете, я не проболтался о них даже для того, чтобы отвязаться от Грейнджер, которая взяла обыкновение узурпировать некоторую долю моего времени, проводимого в библиотеке. Отработка у декана состоялась и в субботу. В этот вечер он впервые дал мне приготовить ингредиенты для усиленного обезболивающего зелья, которого не было в учебной программе. Видно, это было нужно ему самому, потому что он не ушёл как обычно, а остался в ассистентской с книгой и потихоньку наблюдал за моей работой. Я не спросил декана, зачем ему нужны эти ингредиенты, но работу выполнил как обычно, безукоризненно. Когда я уходил, то Снейп сказал, что в воскресенье отработки не будет, чтобы я мог присутствовать на факультетском собрании, но с понедельника я должен был явиться в зельеварню как обычно.
В воскресенье днём меня опять пригласил Хагрид. Когда я пришёл, там уже сидели Уизли-младший и ещё почему-то Лонгботтом. Хагрид долго рассказывал нам о том, какое безопасное место Хогвартс и как надёжно в нём прятать вещи наподобие той, которую чуть не украли из Гринготса. Я пытался выведать у него что-нибудь ещё о гибели родителей, но не узнал ничего нового. От булок, разумеется, отказался.
Когда мы возвращались втроём, Уизли всю дорогу обстоятельно втолковывал мне, что эта вещь теперь в Хогвартсе и что она наверняка хранится где-то в том коридоре, куда не велели ходить. Я не реагировал никак, и рыжий наконец сказал, что было бы очень интересно пробраться туда и посмотреть на эту вещь.
- Проберись, потом расскажешь, - равнодушно отозвался я. Мы вошли в здание школы и разошлись в разные стороны.
За две недели я составил представление об учебных предметах и о качестве их преподавания. Если заклинания, трансфигурация и гербалистика преподавались неплохо, то преподавание остальных предметов оставляло желать лучшего. Астрономию мы изучали в полном отрыве от остальных наук, истории магии как учебного предмета, можно сказать, не существовало. Во время лекций по ней я просматривал другие учебники, но с большей пользой мог бы сделать то же самое в библиотеке. Там меня по крайней мере никто не пытался усыпить.