Болел он, разумеется, за Болгарию и громче всех кричал в поддержку Крума на матчах с его участием, размахивая над головой болгарским флажком.
— А как же Ирландия? — спросил-таки его Грег.
— А ну их… сепаратистов, — припечатал Драко.
В финал чемпионата мира предсказуемо вышли двое фаворитов — Ирландия и Болгария. Зато результат финала был непредсказуем, потому что по силам обе команды были равны. Людо Бэгмен, весь чёрно-жёлтый и поперечно-полосатый, носился перед финальным матчем по лагерю и прилежно собирал ставки на итог матча, словно трудолюбивый шмель на клеверном поле. Никто из нас не стал выплачивать ему налог на глупость, но других желающих избавиться от денег было достаточно.
— Ставим тридцать семь галеонов, пятнадцать сиклей и три кната на то, что выиграет Ирландия, хотя Крум поймает снитч, — услышали мы, как делают ставку близнецы Уизли. Они перемигнулись и отдали деньги Бэгмену, рассчитывая на новейшие изменения в тактике ирландской команды.
— Что за дурацкая ставка, — хмыкнул Грег. — Кто же будет ловить снитч, когда команда в таком минусе? В такой ситуации надо отжать ловца-соперника и заставить его потерять снитч. Крум тяжёлый, у него это легко получится.
— Уизли размечтались, что ирландские охотники со своей новой схемой атаки оставят Болгарию без шансов и эта поимка будет отчаянной попыткой хоть сколько-то сквитать разрыв, — ответил ему более подкованный в квиддичной тактике Драко. — Тогда они сорвут большой куш, потому что нормальные люди на это не поставят. Надеюсь, Крум учтёт, что я говорил ему.
Стадион был забит, даже места в проходах были заполнены рассевшимися на ступеньках болельщиками. В нашу двадцатиместную ложу втиснулось около трёх десятков приглашённых, преимущественно министерских знакомых Малфоя. Хорошо еще, что ложа была просторной и в ней нашлось место для дополнительных кресел. В соседней ложе, как обычно, весь первый ряд заняли Уизли, а Фадж и кое-кто из высокопоставленных иностранных гостей разместились во втором ряду. Уизли, как всегда, вели себя шумно и непринуждённо — невозможно было не заметить, как Артур Уизли указал своему выводку на польского министра Облонски и сказал, что вот это, дети, болгарский министр.
С краю во втором ряду, через перегородку от нас, сидела перепуганная домовичка, державшая место для хозяина. Домовики живут в подземной части родовых поместий, поэтому здесь ей было слишком высоко. И вдобавок слишком громко и людно, из-за чего она тщетно силилась закрыть ладошками сразу и глаза, и обвисшие от страха уши. Бедное существо заметила сердобольная Гермиона и стала о чём-то выспрашивать, то и дело возмущённо восклицая: «Ну как он может?!» Незадолго до матча на это место пришёл начальник отдела международных отношений Бартемиус Крауч и отпустил домовичку, мгновенно аппарировавшую прочь.
— Ну и зачем это было надо? — прохладно поинтересовался Тед, из-за своего дошкольного воспитания относившийся к домовикам лучше, чем к собственной тётке. — Я думал, здесь сидит какая-то мелкота, которой больше некого попросить, кроме домовички — а у Крауча на это секретарь есть. Вон Перси прямо перед ним сидит, мог бы и постеречь его место.
— Светлая сторона, она такая гуманная… — съехидничал Драко.
— А как по-твоему, этот Перси — он который? — негромко спросил у него Винс.
Во время чемпионата мы посматривали, не повторится ли странность с раздвоением Перси, но с тех пор встречали только одного из них. По уверению Драко, это всегда был Перси, которого мы видели вторым. Приходилось верить на слово, что он сумел заметить и запомнить различия — за себя я не поручился бы, что увижу разницу, даже если обоих Перси поставят рядом.
— Снова тот, второй. — Драко покосился на министерскую ложу и подтверждающе кивнул сам себе. — Первого я видел только однажды, в день прибытия. По-моему, он был не настоящим. Это наверняка не хроноворот, а оборотное зелье. Слышишь, Поттер?
— Слышу, оборотное, — так же тихо отозвался я. — Для нас это имеет значение?
— Не знаю, но интересно же. — Он повернулся к отцу, сидевшему за ним во втором ряду вместе с Роули. — Папа, ты не замечал за Краучем странностей?
Малфой-старший бросил взгляд за перегородку на главу отдела по международным связям, которого обрадованный Фадж сейчас использовал в качестве переводчика.
— Крауч — вообще тяжёлая в обращении личность, — заговорил он, удостоверившись, что тот его не услышит. — Жёсткий, упрямый, принципиальный в худшем смысле этого слова, предан букве, а не духу закона. Абсолютно лишён даже капли дипломатичности, поэтому у нас натянутые отношения с большинством европейских стран. Он хорош на нынешнем месте только в военное время, когда нужно выкручивать руки врагам и союзникам, но в мирное — просто ужасен. Зато он — идеальная кандидатура на место главы аврората, хотя его не поставили. Видимо, побоялись. Любит он только карьеру, причём не за выгоды, а за расширение полномочий по наведению порядка. Во времена Первой Магической Крауча прочили в министры, и он стал бы, если бы не история с его сыном.
Эту историю мы знали. Крауч-младший, тоже Бартемиус, доведённый до крайности деспотизмом и равнодушием отца, примкнул к сторонникам Вольдеморта и был задержан вместе с Лестрейнджами во время допроса Лонгботтомов. Политической карьере Крауча-отца не пришёл конец только потому, что он занял на суде жёсткую позицию по отношению к сыну, приговорённому тогда к пожизненному заключению в Азкабане. Крауч-младший не выдержал азкабанских условий и через несколько лет умер, а вскоре за ним умерла от горя и его мать — тихая, кроткая женщина, беззаветно любившая сына. Малфой не жалел об его смерти, он ограничился замечанием, что это был такой же сдвинутый фанатик, как и отец.
— Папа, если бы он стал делать что-то противозаконное, что бы это могло быть?
Малфой-старший иронически приподнял бровь.
— Крауч и противозаконное? Такого просто не может быть. Он сперва протолкнёт закон, а после сделает, как ему надо — благо положение позволяет. В Первую Магическую он добился же разрешения для аврората на непростительные, хотя власти тогда что угодно списали бы на военное положение.
Уголки губ Драко разочарованно опустились. Он надеялся что-то накопать или откопать про начальника отдела международных связей, а тут отец двумя словами спустил его с небес на землю. В это время закончилось выступление массовки, которое мы пропустили за разговорами, и на стадион вылетели команды-финалисты. Людо Бэгмен объявил давно известные каждому любителю квиддича имена — и матч начался.
Судьёй был сам председатель международной ассоциации квиддича, Хасан Мустафа — турок и бывший ловец, щупленький лысый старикан с длиннейшими седыми усами, свисавшими чуть ли не до его груди. Он сделал начальное вбрасывание — то есть, пинком открыл корзину, откуда во все стороны брызнули мячи — квофл, два бладжера и снитч — а затем выждал положенные семь секунд на разлёт мячей, пронзительно свистнул в серебряный судейский свисток и взмыл вверх, чтобы не мешать спортсменам. Его усы, словно два вымпела, лихо реяли в воздухе.
— Смотрите, смотрите, как они строятся! — закричал нам Драко, указывая болгарским флажком на ирландцев. — Это «Голова ястреба», их разработка специально для финала!
Ирландские охотники выстроились плотным клином — такое построение почти полностью оголяло защиту, зато давало огромные возможности в нападении. Ирландцы сразу же дали понять, что собираются не защищаться, а нападать, легко выиграв первую стычку за квофл. Действовали они слаженно и чётко, и уже на первых минутах загнали болгарскую команду в глухую защиту. Они забили гол, а затем ещё два, когда болгарская сборная наконец приспособилась к игре ирландцев и приостановила их натиск. Еще через несколько минут болгары атаковали и размочили счёт.
Стадион разрывался на части, а я сидел, словно трезвенник среди пьяного разгула, и чувствовал себя чужим на этом празднике жизни. Поэтому только я обратил внимание, что Крауч встал и ушёл посреди матча. Кроме меня, азарт не захватил разве что Гермиону — она не сводила глаз с поля, но её мысли бродили где-то вдали от квиддича, судя по тому, как она хмурилась и нервно постукивала омникуляром о барьер.
Ирландцы всё-таки вели в счёте. Отрыв увеличивался, не помогло даже то, что Крум поймал ирландского ловца на финт Вронского и макнул лицом в опилки, которыми было посыпано игровое поле. Еще немного, и болгарскую команду не спасла бы от поражения даже поимка снитча, но золотой шарик вдруг снова вывернулся перед ловцами, очень своевременно для болгар. В смертоубийственном пике Крум выиграл у Линча снитч, а ирландец второй раз за этот матч пропахал собой опилки. Крум с окровавленным, словно в битве, лицом — минутой раньше ему сломало нос бладжером — вскинул руку со снитчем в победном жесте.