Выбрать главу

Ритуал одушевления гомункула освободил бы чашу от хоркрукса. Тогда артефакт больше незачем было бы утаивать, и для Дамблдора было бы кстати вернуть его, восстановив заодно на этом пошатнувшуюся популярность. Но зачем тогда чашу направили в Отдел Тайн? Ведь если Дамблдор достал и медальон, он мог использовать для ритуала его, а не чашу.

Летом я изучил всю информацию по хоркруксам, какая была доступна в академии, и навскидку мог назвать не меньше десятка опасных для меня применений. Дамблдор пока не догадывался, кто воплотился в его Мальчике-Который-Выжил, но при наличии моего хоркрукса обнаружить это было бы нетрудно. Нужно было только начать искать.

Как бы узнать, есть мой хоркрукс на чаше или нет?

Краем глаза я заметил, что Тед внимательно следит за моим лицом. Я повернул голову к нему.

— Так это важно? — спросил он.

— Да, — согласился я. — Это может вызвать… последствия. Придётся быть настороже.

В Хогвартсе эта новость прошла незамеченной. Никому не было дела до чьих-то чужих тысячелетних раритетов, кроме меня. Возможно, её и заметили бы, если бы не выход новой книги Гилдероя, который смахнул её с досужих глаз, как ураган — жалкое облачко. Женская половина Хогвартса только и говорила о выдающемся литературном событии, мужская злилась на девичью глупость, перед которой померкло всё остальное. По утрам в Большой зал прилетали армии сов, несущих бандероли с драгоценным шедевром, редкую девчонку можно было увидеть без яркой книжонки с белозубым портретом автора на обложке.

Через неделю литературного ажиотажа, после лекции по истории магии, где собирался весь наш курс, Грейнджер вышла к преподавательскому столу с большим листом пергамента в руках.

— Слушайте меня все! — объявила она ученикам, не успевшим разбежаться со своих мест. — Вы должны знать, что Гилдерой Локхарт не совершал подвигов, которые он приписывает себе в своих книгах!

Дело запахло скандалом. Все замерли и прислушались.

— На самом деле все его подвиги совершили другие люди, а Локхарт только находил их, выспрашивал у них подробности и приписывал их себе, а этих людей заставлял забыть обо всём Обливиэйтом! Поэтому я предлагаю написать открытое обращение в газету, которое разоблачит Гилдероя Локхарта, и собираю подписи в знак протеста против его обмана. Все, кто со мной согласен, подходите ко мне и подпишите этот пергамент с обращением. Когда я соберу достаточно подписей, я отправлю его в газету.

Нужно ли говорить, что девчонки облили презрением нахалку, посмевшую усомниться в их кумире?

— Тебе просто завидно, выскочка, что у кого-то славы больше, чем у тебя! — выкрикнула с места Лаванда Браун, одна из самых восторженных почитательниц Гилдероя.

— Грейнджер, а ты докажи, что говоришь правду, — подхватила более умная Падма Патил. — Может, ты не только завидуешь, но еще и врёшь.

Гермиона если и удивилась их нападкам, то не сильно. И у неё был готов ответ.

— Локхарт сам сказал мне это, когда я на втором курсе уговаривала его поймать чудовище, окаменявшее учеников в Хогвартсе.

Девчонки растерянно притихли, зато не утерпел Малфой.

— А чем ты докажешь, Грейнджер, что он это говорил?

— Ну… — Гермиона посмотрела туда, где сидели грифы. — Рон и Невилл тоже его слышали, они подтвердят.

— Вы друзья, вы сговорились, — не уступал Драко.

— Мы можем показать свои воспоминания, — не сразу, но сообразила Гермиона.

— Да кому какое дело до твоих воспоминаний, Грейнджер, — Малфой презрительно фыркнул. — Кто Локхарт, а кто ты? Он — известный писатель, от которого все ведьмы без ума, а ты — сопливая маглокровка, которая вечно всех поучает и вечно лезет не в свои дела. Он скажет, что это у него художественные произведения, для достоверности написанные от первого лица — и твои обвинения могут смело идти Запретным лесом, никто с ними разбираться не будет. А что Локхарт сам ничего этого не делал, поклонницы простят ему, потому что он такой душка. Его слава уже работает на него.

Грейнджер гневно уставилась на ухмыляющегося ей в лицо Малфоя.

— Как ты можешь защищать этого… этого шарлатана!!! Ты уже забыл, как он преподавал ЗоТИ?! Это из-за него вся школа так и не выучила этот важный предмет!

— ЗоТИ? — Драко демонстративно повернулся ко мне. — Поттер, у тебя есть какие-то проблемы со знанием ЗоТИ?

— У меня? — я сделал вид, что задумался. — Никаких.

— А у тебя, Нотт?

Тед принял глубокомысленный вид.

— Никаких.

— Поняла, Грейнджер?

— Что я должна была понять? — насторожилась Гермиона.

Малфой закатил глаза к потолку.

— Тупые грифы… Пошли, парни, здесь уже скучно.

В конце октября обращение Гермионы с двумя десятками подписей всё-таки вышло в «Придире» под рубрикой «Новое о руноследах», разместившейся между статьёй об адаптации африканских мозгошмыгов в Британии и рассуждениями о гипотетических местах обитания морщерогих кизляков. Общественного резонанса оно не получило.

10

К хеллоуинскому празднику в ГАВНЭ осталась одна Грейнджер. Лонгботтом не умел говорить «нет», но сообразил, что должны существовать обходные пути и что некий Поттер наверняка их знает. Он списался со мной насчёт встречи, на которой я посоветовал ему написать об этой истории бабушке. Разумеется, Августа Лонгботтом категорически запретила внуку вступать в подобные организации, и Невилл с чистой совестью покинул ГАВНЭ. Мало того, она прислала ему книгу о домовиках и велела дать её почитать магловской активистке.

В книге открытым текстом говорилось, что домовые эльфы для жизни используют родовую магию людей и что без неё они быстро старятся и умирают — то есть, люди фактически оплачивают их труд своей магией. Но на Гермиону это не подействовало, она ни в какую не понимала, как это можно платить за работу не деньгами. Она вернула Невиллу книгу, сердито сказав, что это реакционный труд, написанный поработителями. По словам Лонгботтома, точно такие же претензии у неё возникли и к «Истории Хогвартса», в которой не обнаружилось ничего о порабощении домовиков.

Ещё он рассказал мне, что Гермиона вяжет одежду и пытается раздать её домовикам, чтобы этим освободить их. Её лохматую умную голову ни разу не побеспокоила мысль о том, что символическая выдача одежды — это часть ритуала отлучения домового эльфа от рода, который может провести только кто-то из членов рода. Об этом тоже прямо говорилось в книге, как и о том, что изгнание домовика из рода — крайняя мера и что незаслуженное наказание домовиков наносит ущерб родовой магии, но эти сведения, слишком чуждые для маглокровки, так и остались для неё слепым пятном.

Гермиону не обескуражило, что хогвартские эльфы ничего не брали у неё и отказывались разговаривать с ней. Отчаявшись всучить домовикам свои изделия, она стала раскладывать их по гриффиндорской гостиной, надеясь, что эльфы нечаянно возьмут их в руки и освободятся. Вязаные вещички ничем не грозили домовикам, но те рассердились на её подлянку и подослали ко мне Фиби за разрешением не прибираться у грифов. Я разрешил, понадеявшись, что грифы сами возьмутся за вразумление Грейнджер, когда обнаружат, что у них в гостиной стало грязно. Но пока они были слишком взбудоражены предстоящим прибытием иностранцев, чтобы возмущаться из-за какой-то там чистоты.

Делегации Шармбатона и Дурмстранга приезжали в воскресенье накануне Хеллоуина. Незадолго до их прибытия деканы вывели нас из Хогвартса и расставили в торжественном построении перед парадной лестницей. Было около шести вечера, смеркалось. Погода выдалась ясная, осенний холод пробирал бы до костей, если бы не согревающее заклинание. Французы явились вовремя, ровно в шесть над рядами учеников разнёсся голос Дамблдора:

— Ага! Если не ошибаюсь, приближается делегация от Шармбатона!

Все завертели головами по сторонам, но ничего не обнаружили, пока кто-то не воскликнул: «Вон там!». Оказывается, смотреть нужно было вверх. Оттуда спускалась бледно-голубая карета впечатляющих размеров, которую тащила по небу дюжина золотистых пегасов величиной со слона. Карета совершила жёсткую посадку прямо перед нами, перепугав младшекурсников в первом ряду. Огромная дверь летающего дома распахнулась, и оттуда выскочил мальчик в бледно-голубой робе того же оттенка, что и карета. Мальчик откинул лестницу кареты, и по её ступеням величаво спустилась огромная женщина в чёрных шелках. Она была ростом с Хагрида, но, в отличие от него, выглядела культурной и ухоженной. У неё была оливковая кожа, большие чёрные глаза и нос с заметной горбинкой.