- Ты и сейчас ничего, - ответил я под общий смех.
- Я тоже хочу в твою команду, мой Лорд, - вызвался Август. - С тобой не соскучишься.
Воздержались только Трэверс и оба Мальсибера. И если Джошуа приглядывался к нам с интересом, но не спешил с окончательным решением, то по отчуждённому лицу Мальсибера-старшего было видно, что с него хватит. Он чуть не потерял сына в Азкабане и, похоже, сломался сам.
Вдруг вибрационный сигнал с браслета сообщил, что со мной кто-то хочет поговорить.
- Минуточку, - сказал я окружающим, - меня тут вызывают.
Я направил на браслет другую руку и призвал в неё переговорное зеркало из встроенного в браслет пространственного кармана. Недавняя доделка, уже в Академии, по совету Дирка с Эрни. Может, они и не колдуют как я, но идеи подкидывают хорошие.
Из зеркала на меня глянула обеспокоенная физиономия Теда.
- Ты куда пропал, сюзерен?
- А что такое?
- Мы все на обеде, а тебя нет.
- Но я же еще позавчера предупреждал, что на днях за мной заедет лорд Малфой и я отправлюсь с ним по делам, а оттуда сразу в Британию. Ну вот, часа полтора назад он забрал меня с кафедры.
- Но не сегодня же, сюзерен! - возмущённо вскричал Тед. - Не в такой же день!
- Какой такой день? - я покопался в памяти. - На сегодня мы ничего не намечали.
- Твой день рождения, какой же ещё?! Мы не напомнили, потому что хотели сделать тебе сюрприз!
- Хм... забыл, - и верно, за делами я совсем об этом забыл. - Будем считать, что сюрприз вам удался. Передай всем моё спасибо за поздравления.
- А подарки?!
- В Хогвартсе отдадите, сейчас у меня другие планы. В следующий раз давай без сюрпризов, чтобы я мог спланировать время. Ладно, Тед, не огорчайся, - сказал я, увидев его расстроенное лицо. - Я правда всем вам очень благодарен, но уже не стану возвращаться ради этого в Академию. Сегодня не получится, а потом уже без разницы.
Распрощавшись с ним, я вернул зеркало в браслет. Скосил взгляд на Люциуса - тот выглядел настороженным, но не удивлённым. Явно ведь помнил про мой день рождения, когда мы договаривались о встрече, но не сказал ничего, оставив это на меня.
- Да, теперь у меня день рождения летом, а не в канун нового года, как тогда, - подтвердил я азкабанцам, которые слышали весь разговор.
- Том, за это надо выпить, - глубокомысленно заявил Антонин.
Так и получилось, что своё шестнадцатилетие я отмечал в неожиданной компании. Ко мне приглядывались, искали сходство с прежним Томом - и находили. Когда алкоголь подействовал, все стали раскованнее и заговорили откровеннее, благодаря чему я много узнал о себе прежнем. Больше всего рассказывал Долохов, с которым мы были однокурсниками и жили в одной комнате - втроём с ним и с Лестрейнджем-старшим, отцом Рабастана с Рудольфусом, умершим в Азкабане, о котором я нынче мало что знал и ничего не помнил. А в соседней комнате, как он сказал, жили Эйвери-старший, которого я знал по Академии, Нотт, который был дедом Теда, и рано погибший Мальсибер, двое присутствующих здесь Мальсиберов были его сыном и внуком.
Долохов здесь единственный знал меня со школы, и он сказал, что узнаёт мои прежние черты и привычки. Манера держаться, мелкие двигательные особенности, характерная реакция на поведение собеседников и даже разговорная интонация, только тембр другой - всё это перешло мне в новую жизнь по наследству. Та же самоуверенность, непринуждённо переходящая во властность, как проболтался он после пятой рюмки элитного коньяка, тот же чёткий немногословный тон, та же склонность оставлять за собой последнее слово. И в пьянке я всё так же не компания - и не допиваю, и через одну пропускаю - с некоторой досадой констатировал он.
Нашёл он и отличия - прежде я, оказывается, был нетерпимо самолюбив и обидчив, а теперь, как обнаружилось, мне плевать. Рисковый мужик Антонин проверял меня умышленно и, похоже, наговорил чего-то, на что я должен был обидеться. Я же только хмыкнул и ответил, что давно уже вышел из сопливого возраста, чтобы на что-то обижаться.
Наконец он заявил, что я Том и он будет звать меня Томом, потому что "Гарри" мне не подходит и вообще чужое имя, а я ответил, что ладно, но если это окажется не к месту и при посторонних, оставляю за собой право делать вид, что это не ко мне. И этим рассмешил его - оказывается, когда я начал зваться Волдемортом, тогда он сказал, а я ответил то же самое и теми же словами.
Для остальных я не был другом детства, они помнили меня только как лидера. Причём, боюсь, в последние годы уже изрядно поехавшего рассудком - и тем не менее я как-то заслужил такое их уважение, что они верили в меня даже в Азкабане, да и теперь считали, что для прошлого меня не было ничего невозможного. Я самокритично напомнил, что не справился с Поттерами, но меня дружно заверили, что это исключение, которое только подтверждает правило, потому что я здесь, а они где?