Мы будем на этой войне

Остальные стремительными тенями последовали за ним, энергично толкая перед собой генерала.

Почти сразу же отчётливыми выстрелами грозно заговорила автоматическая пушка. Помещение, где только что были спецназовцы, наполнилось пылью, летающими кусками размолоченного бетона, кувыркающимися обломками мебели. Выбрасываемые гильзы, звякая, рассыпались по броне, падая на асфальт улицы когда-то мирного города.

Ад кромешный объял эту часть здания. Даже абсолютно несведущий дилетант понял бы, что живых там не останется. Это без вариантов.

Спецназовцы с пыхтящим одышкой Тарасевичем пробирались по узкому абсолютно тёмному коридору когда-то выполнявшему функции одного из подсобных помещений. Капитан шёл первым, используя прибор ночного видения. Он остановился внезапно, отчего идущий за ним на ощупь Тарасевич, ткнулся ему в спину вытянутыми руками. Остановившихся нагнал Негатив, позаботившийся о растяжке.

– Люк, – произнёс Туркалёв.

Остальные мгновенно его поняли. Общими усилиями подцепили зацементированную грязью тяжёлую крышку. Из открывшегося колодца пахнуло спёртым воздухом, застоявшимися миазмами канализации.

Все один за другим по металлической лесенке спустились вниз. Спускавшийся последним Негатив задвинул крышку на место. В этот момент пушка заработала снова. Видимо, для страховки. Зашедшая в пазы крышка отсекла её пугающее рявканье и грохот в уничтожаемом помещении.

Перед спустившимися открылся проход по трубе в обе стороны. Быстро сориентировавшись, они направились влево, вдыхая тяжёлый воздух, слыша шебаршение разбегающихся крыс. У всех спецназовцев были приборы ночного видения, только генерал оставался слепым котёнком, но его надёжно страховали, не давая упасть или стукнуться обо что-либо.

Грохнул приглушённый толщей земли взрыв. Это сработала растяжка, оставленная Негативом. Видимо, солдаты после обстрела сунулись внутрь, обнаружили коридорчик, и в пыли и темноте напоролись на неё, в таком тесном проходе гарантированно потеряв ещё нескольких.

Шли долго. Кое-где пришлось пролезать в довольно тесные лазы. Если бы бригадный генерал до спасения не посидел на вынужденной диете и безводье, то вряд ли пролез бы в таких местах. О том, что тогда предприняли бы спецназовцы, сам генерал старался не думать.

Но вот капитан снова остановился, потом пошёл по какому-то ответвлению, где воздух был заметно свежее, и вскоре замер у лесенки, ведущей наверх. Он поднялся и аккуратно слегка отодвинул заскрежетавшую по асфальту крышку, в колодце сразу посветлело, но не особо: всё-таки, крышку командир отодвинул немного, поставив её обратно.

Светало.
Весь день просидели в этом колодце. Почти обезвоженный генерал мучился жаждой и бессонницей, а спецназовцы по очереди поспали.
Сверху доносились шумы проезжающей техники топот многочисленных ног, голоса команд.
Когда стемнело, капитан рискнул отодвинуть крышку совсем, потом едва высунулся, вначале выставив свой 'вал', быстро осматривая в прицел открывшееся пространство.
Тишина.
И пусто.
Предстояло добраться до линии фронта и, самое главное, пересечь её.

– Выходим, – скомандовал Туркалёв, и первым выскользнул из колодца, пригнувшись, быстро пробежал до сгоревшего танка, нырнул под него, выставил между катков ствол автомата.

Остальные стремительными бросками присоединились к нему никем не замеченные.

Послышался тяжёлый гул и на улицу выехал бронетранспортёр с солдатами на броне.

Капитан выругался сквозь зубы.
Однако машина, рокоча двигателем, пролетела мимо и скрылась за поворотом, унося с собой шум мотора и ослабляя натянувшиеся до предела нервы спецназовцев и генерала.
Из города удалось выскользнуть без проблем. А потом был ночной кросс по лесополосе, где во время бега приходилось контролировать любое дерево, любую тень: шла война. Осторожный и в то же время быстрый бег был не просто кроссом решивших пробежаться энтузиастов, это был бег вырвавшихся из западни хищников, желающих выжить любой ценой, готовых для этого уничтожить любого.
Тарасевичу, не привыкшему к такому активному образу жизни, было очень хреново. Его, едва перебирающего ногами, пришлось тащить под руки.
Из-за этого до линии фронта добрались только к рассвету. В заранее определённом месте попадали замертво. Генерал – понятное дело, а спецназовцы – измученные необходимостью тащить его.
День ушёл на изучение позиции федералов, осмотр подходов к минному полю и берёзовой рощи за ним.
Когда стемнело, начали ползти к проходу в минном поле, через который и пришли в тыл к фйдерам.
Ночь выдалась лунная с невообразимым количеством звёзд на тёмном небосводе. В такую погоду хорошо признаваться в любви.
Но шла война…

– Командир, видишь двух клоунов? – поинтересовался старший лейтенант Кубаев. – Похоже, гонджубасом балуются, хулиганы. Дымина из-за брёвен валит, как на пожаре.

– Да, Куба, вижу, – ответил капитан.

– Заняться ими? – деловито поинтересовался Кубаев, шевельнув автоматом.

– Не надо, – подумав, ответил Туркалёв. – Они сейчас всё равно ни хрена не видят, кроме своих мультиков. Им не до нас, им хорошо.

– Сентиментальный ты какой-то, Янычар, – нейтрально ответил Куба.

– Старею, видать, – покладисто согласился капитан.

– Движение справа, командир, – вновь доложил Кубаев. – Отряд численностью до сорока человек скрытно подходит к позиции фйдеров.

Капитан стиснул зубы. Вряд ли это погоня за ними. Идут скрытно. Кто такие? Им всем сейчас только непрошенных неизвестных не хватало.

Внезапно со стороны брёвен, откуда недавно вверх поднимались видимые в прибор дрожащие струйки дыма, раздалась короткая автоматная очередь грохотом разорвавшая ночную тишину, и одновременно с ней ухнули первые выстрелы миномётов, стремительные трассеры пулемётной очереди улетели в сторону неизвестной группы. Завертелась кутерьма ближнего боя, когда расстояние между противниками составляет не более двухсот метров.

– Ползком к проходу в минном поле! – скомандовал капитан. – Порядок движения прежний.

Это означало, что первым полз лейтенант Мамбеталиев, следом – лейтенант Седых, за ним – округлый, как и положено бригадному генералу, постоянно потеющий и страдающий одышкой Тарасевич, за генералом полз командир группы, за ним пристроился старший лейтенант Кубаев, замыкал группу старший лейтенант Шахов.

Завязавшийся бой стал быстро смещаться в сторону группы. Беспорядочный грохот автоматных и пулемётных очередей приближался, его догоняли ухающие взрывы, первые осколки с противным визгом полетели над головами, что значительно осложняло ситуацию. Группа и клиент шли без бронежилетов, в одних разгрузках: операция не предполагала плотного огневого контакта с противником, поэтому тащить на себе лишний груз никто из офицеров не собирался, тем более что действовать приходилось скрытно и тихо, что при полной амуниции очень непросто.

Перестрелка быстро докатилась до группы. Рядом с притаившимися в траве офицерами начали пробегать разгорячённые солдаты и офицеры со знаками различия войск Объединённой Оппозиции. Они вели огонь на бегу, иногда падали, стреляли, поднимались и бежали снова, перепрыгивая в спешке через спецназовцев, вряд ли в этой кутерьме успевая осознавать, кто это лежит, враг ли это или свои, целы, ранены или мертвы. Кто-то что-то кричал, кто-то отборно матерился, отдавая приказы то залечь, прикрывая отход остальных, то перебежками переместиться на другую позицию.

Похоже, это был один из отрядов оппозиционеров, по какой-то причине не сумевший уйти с основными силами, и теперь решивший максимально близко подойти к расположению фйдеров и, используя элемент внезапности, с боем прорваться через вражеские позиции.

Мины с воем, выстужающим сжимающуюся от страха душу, ложились совсем рядом, осколки страшной косой секли траву. Вокруг падали сражённые солдаты из пробивающегося отряда. Взрыв грохнул неподалёку от Туркалёва вжавшегося, насколько было возможно в землю, закрывшего голову руками, как будто это могло помочь. На капитана швырнуло двух нашпигованных осколками солдат дико заоравших, начавших кататься по земле. По спине больно стукнул автомат одного из упавших, орущего, дёргающего от непереносимой боли ногами в берцах стукающих Янычара всё по той же многострадальной спине. Капитан заставил себя 'открыться', перевернувшись на спину. Переносить в таком положении беспрестанно воющий подлёт мин, могущих упасть прямо на тебя, неизмеримо сложнее, чем лёжа на животе, уткнувшись лицом в землю. Руками он оттолкнул сучащие ноги раненого в сторону, скривившись от засаднившей в спине боли, и вновь перекатился на живот, подальше от орущего солдата.

Тут вдруг вскочил бригадный генерал и с дурным от страха лицом побежал в сторону березняка.

– … твою мать!!! – заорал капитан. – Ложись!!!

Неимоверным усилием воли заставив тело оторваться от спасительной земли, он дёрнулся за генералом, но услышал вой очередной летящей мины и снова вжался в землю.

Взрыв пехотной мины и миномётной слились почти в один. Генерала подбросило вверх, осколки с комьями земли секущим градом полетели в стороны.

Янычар поднял голову и увидел Тарасевича с оторванной по колено правой ногой. Он, выгнувшись в мучительной боли, лежал на спине и дико орал, стукая руками по земле, судорожно скребя её холёными пальцами.