Германия, июль 2012. Клаус Оттерсбах
На следующий день мы с Нико отправились в университет. Иллюзий я не питал, понятно, что за мной следят, что встретиться с бывшей Хирнштайн, ныне Граф незаметно — не получится.
Я отдам человека в руки этих — с гильотиной, спецсредствами и спецразрешениями. Но есть ли у меня выбор? Если я откажусь, они возьмут Нико, а он уже знает, кого я ищу.
Впрочем, одна идея у меня родилась.
Мы не стали брать машину, общественный транспорт в крупном городе — совсем не то, что в нашей дыре. Вагон трамвая-метро, то спускаясь в туннели, то вылетая на поверхность, домчал нас до университетской клиники.
Мы прогулялись по длинной аллее, благо погода располагала — майская теплынь, застывшие белые взрывы яблоневого цвета. Нико разглагольствовал — что-то о фитнесе, что-то о международном терроризме. Я нервничал и отвечал односложно.
Наконец мы добрались до психиатрии. Нико велел мне подождать в холле и куда-то умчался. Я пока аккуратно осмотрелся вокруг на предмет путей выхода — холл открывался на обе стороны, а в середине вправо и влево уходили коридоры, ведущие, очевидно, к лечебным отделениям. На стене я обнаружил информационный стенд с названиями отделений и фамилиями врачей. Но Ангелы Граф среди них не было, что неудивительно — она лишь недавно приступила к работе в этой клинике.
Нико вернулся, сияя.
— Она здесь, — объявил он, — нам повезло. Ну что — хочешь незаметно? Организуем. Пошли! У них как раз конференция сейчас.
Мы поднялись на четвертый этаж, миновали несколько дверей. Дальше в коридор открывались огромные стеклянные окна, за окнами я увидел небольшой зал, наполненный врачами в белых и голубых костюмах и в цивильном.
Я жестом попросил Нико подождать, встал так, чтобы меня не было видно, и начал рассматривать лица в зале, одно за другим, планомерно. Первый ряд, второй, третий…
Она сидела на седьмом ряду, с краю. Теперь у нее были черные волосы, сзади заколотые в небрежный узел. При нашей первой встрече она была стриженой блондинкой, но я узнал ее сразу.
Достал из кармана фотографию, сличил по всем правилам. Да, это она. Бывшая фрау доктор Хирнштайн, теперь врач-психиатр без докторской степени, Ангела Граф.
Я повернулся и пошел прочь. Нико бросился за мной.
— Ты что? — спросил он, — не нашел?
— Нашел, — ответил я, — подожди.
Нико отправился к себе на работу, а я, покружив для верности по территории, зашел пообедать в местную кантину.
Получить номер мобильника фрау Граф было рутинной задачей. Несколько сложнее это было сделать так, чтобы никто не понял, чей именно номер я ищу. Я практически уверен, что на мне висят жучки.
Мне пришлось на сестринском посту предъявить свои корочки и разрешение, выданное полицейским управлением Хадена, в итоге я получил список всех телефонов сотрудников. Номер Граф я запомнил.
…Я поковырялся вилкой в спагетти болонезе. Есть, честно говоря, не хотелось. Какая уж тут еда?
Я выполнил то, чего от меня ждали хозяева. Теперь осталось лишь позвонить им и сообщить имя Граф. Я нашел ее. Они могут хоть сегодня же ее забрать.
Я достал мобильник. Зажмурился. Вздохнул. Снова открыл глаза и выпил колы.
Интересно, больно ли, когда лезвие гильотины падает на голову? Если бы это еще была нормальная гильотина, а не такая, зрелищная… Я видел в фильме казнь гильотиной, так нацисты казнили, например, ребят из "Белой розы". Но там нож падает на шею. А здесь… почему-то это особенно страшно, что на голову. Черепушку пополам. Даже когда падаешь, бьешься головой и теряешь сознание — в последний момент успеваешь ощутить боль. А тут… и нож ведь движется медленно.
Тьфу ты, о чем я думаю?
Я набрал СМС, только два слова: "Лаура Шефер".
Отправил на номер Граф.
Потом набрал еще одну СМС: "Спасайтесь немедленно, сию минуту. Бегите. За вами идет охота. Смертельно опасно. Детектив".
Вздохнул и щелчком отправил ее на тот же номер.
Потом рывком встал и быстро допил колу. Двинулся к выходу из столовой.
Меня поджидали уже там, у выхода. Молодой парень с внимательными прозрачными глазами. Возможно, осуществлял наружку — я его не заметил до сих пор, но если он хороший профи…
— Постойте, герр Оттерсбах!
Я непонимающе взглянул на парня. Шагнул в дверь, он протиснулся вслед за мной.
— Мы незнакомы. Меня зовут Паскаль, просто Паскаль. Мы с вами работаем в одной команде. Я правильно понимаю — вы нашли женщину?
— Не уверен, — сказал я. Интересно, перехватили они мои СМС-ки? Наверняка. Но тянуть время надо.
— Я видел похожую, но не уверен, что это она. Мне нужны дополнительные сведения. Не торопитесь, Паскаль, мы все успеем. Найдем…
Я говорил быстро, успокаивающе, а сам шел к выходу. Может быть, удастся от него оторваться. Какое-то время они меня поищут. Отвлеку внимание на себя, тогда она успеет уйти.
— Но позвольте, герр Оттерсбах. Вы сейчас кому-то написали СМС — кому?
— Моему приятелю. Я написал, что мы встретимся вечером.
Мы быстро шли по аллее к выходу, переговариваясь. Я мысленно просчитывал время. Номер телефона Граф теперь у них. Время на определение, кому принадлежит этот номер. Если их возможности очень широки, они могут уже сейчас это знать. Но они не знают еще, как Граф выглядит. То есть нужно попасть в больницу, найти сотрудницу с этим именем. А может быть, им еще и список телефонов нужно просмотреть, как мне — это еще дополнительных десять минут.
У Граф, если она не глупа, минут двадцать в запасе.
У меня этого времени уже нет. Я глянул в сторону автобусной остановки — нет ли возможности вскочить в проходящий, и тут Паскаль резко и профессионально схватил меня сзади за локти.
— Стой!
К нам уже бежали двое патрульных копов — очевидно, у них был приказ задержать меня.
Герр Мюллер выглядел очень раздосадованным. Но не особенно нервничал, и это настораживало.
Я не ожидал, что он собственной персоной приедет вслед за мной в Ганновер. Не знал я и того, что и здесь у них имеется бюро — впрочем, не знаю точно, в самом ли Ганновере, везли меня минут сорок. И еще час я сидел в закрытой камере.
Наручники с меня все это время так никто и не снял.
— Мы ведь предупреждали вас, Оттерсбах. В первый же день предупредили. Не пытайтесь сидеть на двух табуретках! Вести игру на два поля. Жаль, очень жаль. Я вам искренне, по-человечески сочувствую. Какие возможности вы упустили! Уже сегодня вам выплатили бы вознаграждение — в своей фирме вы никогда столько не заработаете. Вы не представляете, что вам дала бы эта работа… но впрочем, мы с вами об этом говорили. Речь идет о существовании человечества, Оттерсбах! А вы…
Мюллер махнул рукой.
— Вы ведь получили то, что хотели? — поинтересовался я, стараясь, чтобы голос звучал беззаботно. Мюллер хмыкнул.
— Не беспокойтесь за нас. Вы лучше за себя побеспокойтесь. Оттерсбах, вам доверяли! И вы это доверие не оправдали…
— Я бы не сказал, что вы мне как-то особенно доверяли. Слежка, прослушивание телефона.
— Вас поддерживали. Мало ли что, мы имеем дело с непредсказуемым противником. Нет, Оттерсбах, мы вам доверяли. Мы ведь даже не допросили вас как следует, мы ничего не знаем толком о ваших связях в России, о вашей встрече с Алисой Рудиной и убийцей Ханса Шефера. И не стали мы вас допрашивать именно потому, что доверяли, что в первую очередь мы хотели наладить сотрудничество с вами. Мы считали, что вы сами будете нам доверять, и тогда мы получим всю информацию. Но теперь… не обессудьте. Теперь-то вам придется рассказать все. Условия нашего общения изменились. Вы знаете, что попытки работать на две стороны мы не прощаем. Вы связались с террористами! Теперь разговор с вами будет другой.
Я молчал, опустив голову, тупо глядя на свои запястья в металлических кольцах. Ну вот, похоже, Клаус Оттерсбах, ты и допрыгался. Вот этим и закончатся твои увлекательные приключения с амару, молодым двоюродным дедом, генетикой, теориями спасения мира и конца света… Когда-то ты, вроде бы, собирался охранять идеалы демократии и свободы, покой мирных граждан. Теперь ты сдохнешь прямо в наручниках, как преступник. Или — в руках преступников? Трудно сказать, все так перемешалось в этом мире. Однозначно лишь одно — правым я себя не чувствую, не чувствую себя и героем, как, наверное, ощущал мой дед, антифашист Вернер Оттерсбах, Анквилла…