— Насчет прошлой ночи…
Гринхолм застыл на месте.
— Знаете, я и сам хотел поговорить с вами о последних часах Мэри, но думал, что сейчас, когда прошло еще так мало времени…
Дженни поспешила вмешаться.
— Сейчас и в самом деле рано об этом говорить. К тому же, это личное, Скотт.
— Бросьте, профессор. Это всегда будет так же болезненно, как сегодня, сколько бы времени ни прошло. Я слушаю вас, доктор.
Дженни метнула на Кинросса яростный взгляд. Тот чувствовал ее недовольство, но уже не мог отступить.
— Вы присутствовали при том, как у Мэри произошел коллапс?
— Я провел с ней всю вторую половину дня и не заметил ничего необычного в ее состоянии. Ее сознание то прояснялось, то снова затуманивалось. Однако удивительная вещь: даже когда разум отказывал ей, она очень точно чувствовала мое настроение. Мэри не могла бы сказать, какое сегодня число и как меня зовут, но она ощущала мое напряжение и мой страх. Ее чувства были предельно обострены, как будто инстинкт заменил собой угасающий рассудок. По крайней мере, так было вначале… Затем мне понадобилось уехать, и с ней осталась Эдна. К девяти часам вечера я вернулся, мы разговаривали, я задавал ей вопросы… У нее были моменты просветления, каких не было уже много месяцев, но между этими короткими моментами она…
Гринхолм замолчал и сделал глубокий вдох.
— Если не хотите, вы не обязаны говорить, — напомнила Дженни.
Старик с улыбкой повернулся к ней.
— Мы же обещали ничего не скрывать друг от друга, милая леди. Я хотел сказать, что затем ее состояние ухудшилось. Я чувствовал как никогда раньше, что я ее теряю. У нее начались проблемы с речью и ориентацией в пространстве. Она не понимала, что я ей говорил, даже если это были самые простые слова. А затем она взглянула на меня, как на незнакомца. Это было ужасно. Она была здесь, рядом со мной… Но это была уже не она. Невыносимое ощущение!
Гринхолм сделал паузу и продолжил:
— Вконец устав, она уснула около половины второго ночи. Я пытался ее будить, но она была полностью вымотана.
— Вы помните ее последние «сознательные» слова?
Гринхолм прекрасно их помнил и знал, что никогда их не забудет. Однако он сделал вид, что задумался, а затем ответил:
— Мы о стольком многом говорили… Возможно, я вспомню их позже. Зато я помню самые последние слова, которые я сказал ей. «Доброй ночи».
Старик скрипуче усмехнулся.
— Десятки лет, прожитых вместе, увенчались такой банальной фразой. Я держал ее за руку и смотрел на нее, пока сам не уснул. Я проснулся на рассвете, сжимая ее холодную руку и понял, что ее больше нет.
Сильный порыв ветра почти заглушил последние слова Гринхолма. Дженни больше не могла сдерживаться. Она взяла Уильяма Гринхолма под руку и свирепо посмотрела на Скотта. Вопреки ожиданиям, старик не отстранился.
— Я вам уже говорил, — произнес он усталым голосом, — что на какое-то время вынужден был оставить Мэри тем вечером. Это по поводу нашего предприятия. Один мой старый знакомый, с которым я когда-то вел дела, порекомендовал мне человека, некоего Брестлоу, который может помочь вам оформить патент. Он канадец, молодой, способный и, очевидно, очень востребованный в своей профессии. Я с трудом смог до него дозвониться. Он произвел на меня впечатление образованного и толкового человека. Он знает, что необходимо предпринять, чтобы защитить ваше открытие.
Вдруг Гринхолм остановился и огляделся.
— А где Дэвид? — спросил он.
30
— Итак, вы его не нашли, — резюмировал отец Эндельбаум.
— Это не так-то просто сделать, — заметил Маркус Терсен. — Если вы думаете, что достаточно набрать на компьютере его приметы, и как по волшебству вам откроется его имя, то вы ошибаетесь. Такой трюк работает только в плохих телесериалах.
На совещании, помимо аббата и Маркуса Терсена, присутствовал Томас. Маркус продолжил:
— Мы работали день и ночь, задействовали все наши службы. Но вводных слишком мало! Это все равно что искать иголку в огромном стоге сена. К тому же, мне было нелегко объяснить своим сотрудникам цель наших поисков. Какой-то тип, убитый семь назад, указал на своего убийцу… Это кого хотите собьет с толку! Не подвергая сомнению вашу компетентность и ваши широкие познания в том, что касается наук о человеческом разуме, вполне естественно задаться вопросом, насколько заслуживает доверия ваш источник. Простите меня за дурной каламбур, но ваш информатор сам по себе есть нечто сверхъестественное…
— Сверхъестественное для ограниченных умов, — резко оборвал его Томас. — Наука только тем и занимается, что «открывает» явления, существование которых она прежде отрицала. Когда-то и магнетизм компасной стрелки считался сверхъестественным, и блуждающие огни, и молния, равно как приливы и северные сияния. Сейчас уже никто не сомневается в существовании телепатии, телекинеза и чудесных исцелений. Хотя некоторые до сих пор упорно отвергают факты, которые они презрительно называют «сверхъестественными». Ограниченные умы считают истиной только то, что доступно для их понимания, а все остальное рассматривают как «сверхъестественное». Так им спокойнее. Наши исследовательские центры полны людей с необыкновенными способностями, которых носители знаний не желают замечать, потому что это может пошатнуть их мнимое превосходство.