Правда и то, что после несчастного случая я страдаю невыносимой головной болью.
И еще я не выношу глупцов.
Мне нравятся слова с двойным значением. Переносить ужасные мигрени. Не переносить глупцов. Слово вроде бы означает то же самое, да не совсем.
Переносить. Можно сказать «терпеть», но и это не вполне точное определение.
Мой рассказ начинается с событий, которые случились незадолго до несчастного случая. В июне – мне как раз исполнилось пятнадцать – отец сбежал с какой-то женщиной, которую он любил больше нас.
Папа был заурядным профессором военной истории. Я его обожала. Он носил твидовые пиджаки. Был худым. Пил чай с молоком. Обожал настольные игры и часто мне поддавался, любил лодки и учил меня плавать на каяках, а еще ему нравились велосипеды, книги и музеи творчества.
Папа никогда не любил собак, и то, что он позволял нашим золотистым ретриверам спать на диванах и каждое утро выгуливал их, совершая пятикилометровый моцион, было знаком истинной преданности моей матери. Папа не любил и бабушку с дедушкой, но из-за преданности мне и мамочке он проводил каждое лето в доме Уиндемир на острове Бичвуд, сочиняя статьи о давно отгремевших войнах и встречая родственников во время каждой трапезы натянутой улыбкой.
В том июне лета номер пятнадцать отец объявил, что уходит, и через два дня покинул нас. Он сказал маме, что он – не Синклер и не в силах больше притворяться. А также улыбаться, лгать и быть частью этой прекрасной семьи, живущей в прекрасных домах.
Не может. Не хочет. Не станет.
Он уже вызвал грузовики для перевозки мебели и снял дом.
Отец сложил последний чемодан на заднее сиденье «Мерседеса» (мамочку он оставлял с одним лишь «Саабом») и завел мотор.
В этот момент я почувствовала такую боль, будто папа достал пистолет и выстрелил мне в грудь. Я стояла на газоне и упала как подкошенная. Рана в груди была огромной, и мое сердце, вывалившись из грудной клетки, упало на клумбу. Кровь ритмично хлестала из открытой раны, затем потекла из глаз, из ушей, изо рта. У нее был привкус соли и несчастья. Ярко-красный знак того позорного факта, что я нелюбима. Я лежала, и моя кровь заливала траву перед домом, кирпичную дорожку и ступеньки крыльца. Мое сердце форелью билось среди пионов.
Мамочка приказала мне взять себя в руки.
– Быстро приди в себя! – прикрикнула она. – Сейчас же. Веди себя нормально, как положено. Ты справишься! Прекрати устраивать сцены, – твердила она мне. – Сделай глубокий вдох и сядь.
Я сделала, как было указано.
Она – все, что у меня оставалось.
Мы с мамочкой высоко держали наши квадратные подбородки, пока папина машина съезжала вниз по склону. Затем мы вернулись в дом и выкинули его подарки: украшения, одежду, книги – все. За следующие дни мы избавились от дивана и кресел, которые родители покупали вместе. Вышвырнули свадебный фарфор, столовое серебро, фотографии.
Мы заказали новую мебель. Наняли декоратора. Выписали столовые приборы от «Тиффани». Провели день, прогуливаясь по арт-галереям, и купили картины, чтобы закрыть пустые места на стенах.
Попросили дедушкиных адвокатов застраховать мамины активы.
После чего собрали вещи и отправились на остров Бичвуд.
3
Пенни, Кэрри и Бесс – дочери Типпер и Гарриса Синклеров. Гаррис унаследовал свое богатство в двадцать один год, после окончания Гарварда, и нажил состояние, занимаясь бизнесом, который я никогда не старалась понять. Ему достались дом и земля. Он принимал мудрые решения на фондовом рынке. Женился на Типпер и отдал под ее руководство кухню и сад. Он выводил ее в свет в жемчугах, катал на яхте. Кажется, ей это нравилось.
Единственный дедушкин промах – у него не было сыновей, но не суть. Девочки по фамилии Синклер были загорелыми и счастливыми. Высокие, веселые и богатые – ни дать ни взять принцессы из сказки. Они прославились в Бостоне, Гарварде и на Мартас-Винъярде тем, что носили кашемировые кардиганы и устраивали грандиозные вечеринки. Девушки-легенды. Их ждали принцы, блестящее образование, статуи из слоновой кости в шикарных особняках.
Дедушка и Типпер без памяти любили всех девочек и не могли бы сказать, кто же их любимица. Кэрри, нет, Пенни, нет, Бесс, – и снова Кэрри. Они устроили девочкам феерические свадьбы в розовых тонах, был выписан ансамбль арфисток, девочки рожали белокурых наследников и заводили забавных золотистых собак. Ни у кого не было таких дочек-красавиц, как у Типпер и Гарриса.
Они построили три новых дома на скалистом частном острове и дали каждому имя: Уиндемир для Пенни, Рэд Гейт для Кэрри и Каддлдаун для Бесс.