Я продолжала бежать. Он догонял.
Джонни кинулся за Гатом. А Миррен помчалась за Джонни.
Взрослые остались на пристани, вежливо окружив Эда и воркуя над малышом Уиллом. Малышня занималась тем, чем положено малышне.
Мы четверо остановились на крошечном пляже у дома Каддлдаун. Это был небольшой песочный участок с огромными валунами с обеих сторон. В то время им почти никто не пользовался. На большом пляже было меньше водорослей, и песок там был мягче.
Миррен скинула обувь, остальные последовали ее примеру. Мы кидали камни в воду. И просто балдели.
Я выводила на песке наши имена.
Каденс, Миррен, Джонни и Гат.
Гат, Джонни, Миррен и Каденс.
Это было начало.
Джонни умолял, чтобы Гат остался подольше, и Гат остался.
В следующем году он молил, чтобы тот приехал на все лето.
Гат приехал.
Джонни был первым внуком, и бабушка с дедушкой почти никогда и ни в чем ему не отказывали.
5
Летом-номер-четырнадцать мы с Гатом взяли небольшую моторную лодку. Это случилось как раз после завтрака. Бесс заставила Миррен играть в теннис с близняшками и Тафтом. В тот год Джонни начал заниматься бегом и наматывал круги по Периметру. Гат нашел меня на кухне в доме Клермонт и спросил, не хочу ли я прокатиться с ними.
– Не очень. – Я хотела вернуться в кровать и почитать.
– Ну пожалуйста! – Он почти никогда и никому не говорил «пожалуйста».
– Прокатись сам.
– Я не могу сам взять лодку, – сказал он. – Мне неудобно.
– Конечно же, можешь.
– Нужно, чтобы был кто-то из вас.
Вот еще глупости.
– Куда ты хочешь отправиться? – спросила я.
– Куда-нибудь подальше от острова. Иногда мне надоедает здесь до чертиков.
Тогда я не могла поверить, что это правда, но все равно согласилась. Мы вырулили в море, надев ветровки и костюмы для плавания. Вскоре Гат выключил мотор. Мы ели фисташки и вдыхали соленый воздух. Солнечный свет сиял бликами на воде.
– Давай искупаемся, – предложила я.
Гат выпрыгнул, и я кинулась за ним, но вода оказалась гораздо холоднее, чем у пляжа, и у нас резко перехватило дыхание. Солнце скрылось за облаком. В легкой панике мы захохотали и закричали, что это была глупейшая затея – лезть в воду. О чем мы думали? Все знали, что вдали от берега водятся акулы.
– Не говори об акулах, умоляю!
Мы начали взбираться по лесенке обратно, пихая друг друга, толкаясь, соревнуясь, кто первым поднимется на борт.
Наконец Гат отплыл в сторону и дал мне подняться первой.
– Не потому, что ты девушка, просто я добрый, – сказал он мне.
– Спасибо. – Я показала ему язык.
– Но если меня сожрет акула, обещай, что напишешь речь о том, каким я был потрясающим парнем.
– Обещаю, – говорю я. – «Из Гатвика Меттью Патила вышло изысканное блюдо».
Нам было так холодно, что все это казалось безумно смешным. У нас не было даже полотенец. Мы прижимались друг к другу под шерстяным одеялом, касаясь голыми плечами и переплетясь замерзшими ногами.
– Это чтобы не было переохлаждения, – сказал Гат. – Не подумай, что ты мне нравишься или еще что.
– Я и не думаю.
– Ты перетягиваешь одеяло.
– Прости.
Пауза.
Гат продолжил:
– Вообще-то ты мне нравишься, Кади. Я не хотел тебя обидеть. Слушай, когда ты успела стать такой красивой? Это отвлекает.
– Я такая же, как всегда.
– Ты изменилась за этот год. А я должен играть роль.
– Ты ведешь какую-то игру?
Гат торжественно кивнул.
– Ничего глупее не слышала! И что за роль?
– Я спокоен и невозмутим. Ничто никогда не может пробить мою броню. Ты разве не заметила?
Я рассмеялась.
– Нет!
– Черт. А я-то думал, это моя фишка.
Мы сменили тему. Обсудили, не взять ли малышей в Эдгартаун в кино, немного поболтали об акулах, неужели они и правда охотятся на людей, о фильме «Растения против Зомби».
После чего решили вернуться на остров.
Вскоре Гат начал одалживать мне книги и часто ранним вечером приходил ко мне на маленький пляж. Или когда я лежала на газоне Уиндемира в окружении наших ретриверов.
Мы вместе гуляли по деревянной дорожке, огибавшей остров, Гат обычно шел передо мной. Мы говорили о книгах или придумывали фантастические миры. Иногда мы делали несколько кругов, пока не чувствовали, что совсем уже устали и ужасно хотим есть.
По бокам вдоль тропинки рос шиповник – белый и ярко-розовый. У него был слабый сладковатый аромат.
Однажды я посмотрела на Гата, лежащего в гамаке дома Клермонт с книгой, и почувствовала… ну, что он мой. Что он создан именно для меня.
Я тихо устроилась рядом с ним в гамаке. Вытащила из его пальцев ручку – он всегда читал с ручкой – и написала «Гат» на тыльной стороне его левой руки и «Каденс» – на правой.