но я, дай бог, более или менее вынослив… Сплю на шинели,
шинелью покрываюсь, в голове – тоже шинель. Не подумай, что
их – три шинели. Все это случается с одной шинелью» (Из
письма от 8 ноября 1941 года).
До сегодняшнего дня публиковалось только несколько
писем Майорова к Пташниковой, датированные осенью-зимой
1941-го. А интересны скорее довоенные. В них Майоров –
настоящий, свободный, еще нестиснутый шинелью и военной
цензурой (зная о ней, откровенничать в письме не очень-то
хочется). «…Спим с Костей у него в саду, под яблонями.
Прежде чем лечь, идем есть смородину и малину. Возвращаемся
сырые – роса. На свежем воздухе спать замечательно; смотришь
в ночное небо, протянешь руку – целая горсть холодной,
влажной листвы; кругом – ползет, шевелится и кажется, что
дышит «свирепая зелень», бьющая из всех расселин, из всех пор
сухой земли. И впрямь слышно – как «мир произрастает».
Изредка на одеяло заползает какой-нибудь жучишка. И
просыпаемся от солнца, которое, проникая сквозь ветви, будит
нас и заставляет жмуриться. Вот она – жизнь! Как сказал
Велимир Хлебников, «мне мало надо: /ковригу хлеба/да каплю
164
молока,/да это небо,/ да эти облака». (Интересная перекличка с
майоровским стихотворением «Мы»: «Нам не хватало неба и
воды». - Н.Г.) Иногда страшно хочется написать хорошие стихи,
но пока почему-то не пишу. <…> Новое письмо тебе не буду
писать до тех пор, пока не получу хотя бы строчку от тебя.
Целую тебя много раз. И все по-разному, но одинаково сильно,
как это было всегда. Ухитрись поцеловать за меня свою
родинку, что около правого твоего уха расположена. Если тебе
это удастся, то непременно телеграфируй по адресу: «Колькины
губы» с текстом телеграммы «повторить то же самое заочно…».
(Из письма от 25.07.1940).
Какой она была, Ирина Пташникова, муза поэта? Глядя на
студенческие фотографии, трудно назвать ее миловидной – уж
слишком прямолинейные и грубые черты лица. Но зато глаза-
небеса, «круглые да карие, черные до гари». Встречаться с
Майоровым они начали на втором курсе истфака. Причем в это
самое время осенью 1938 года в Ташкенте был арестован отец
Ирины. К счастью, все обошлось, но после такой истории (а в
университете о ней знали) далеко не всякий стал бы встречаться
с дочкой подследственного. На студенческих фотографиях
Ирины Пташниковой бросается в глаза непонятное белое пятно
на одежде. Оказывается, это значок «Альпинист СССР».
Девушка получила его в альплагере после первого курса – в те
времена большая редкость. А еще Ирина, услышав в
университете лекции профессора Толстова, навсегда увлеклась
археологией. Вместе с однокурсниками (может быть, среди них
был и Майоров) стала подрабатывать в Институте истории
материальной культуры. «Там <…> можно было
"подзаработать" на камеральной обработке и шифровке
привезенных из Хорезма черепков. Их надо было вымыть и,
описав, пометить шифром - сокращенными буквами черной
тушью. Цена – сдельная, 5 копеек за черепок. Пришедшие
раньше меня туда ребята смеялись – берешь один черепок,
осторожненько его стукаешь об край стола и вместо 5 копеек
получаешь 15. Легко и просто» (из воспоминаний Ирины
Пташниковой. Публикуется впервые). Каждое лето Ирина
уезжала на раскопки древнего Хорезма, по пути заезжая и домой
165
в Ташкент, а Николай Майоров спешил на третьей полке
«занавесив свет», к родным и друзьям в Иваново. И летели через
весь Союз его письма в Среднюю Азию наперегонки с
воздушными поцелуями.
Ирина Пташникова умерла в Ташкенте в 2001 году. В
истории она осталась не только как возлюбленная Николая
Майорова (от этого звания никогда не отказывалась), но и как
автор приключенческой книги «Рождение мечты» (в
соавторстве с Н.Горбуновой – М., 1961) о своих путешествиях в
пустыне Кара-Кум. Жизнь Ирины Пташниковой сложилась
удачно. Она родила троих детей, счастливо жила в браке.
Пользовалась уважением ташкентцев (они признавали ее
настоящей русской интеллигенткой). Она хорошо была
известна в среде альпинистов, археологов и туристов всего
Союза.
Многое Пташникова сделала и для того, чтобы сохранить
память о Николае Майорове. Приезжала она и в музей «Строка,
оборванная пулей» при Дмитровском рыбопромышленном
колледже.
«О нашем времени расскажут.
Когда пойдем, на нас укажут
И скажут сыну: - Будь прямей».