для меня перестал существовать. Только тогда я вдруг со всей
ясностью поняла, какое место он занимает в моей жизни.
Окончилась война, а я долго ждала его...
187
В подготовленной для ивановских литераторов записке (см.
предыдущие главы) Евгения Манушкина сообщила коротко о
себе: «В том же 1941 я заболела базедовой болезнью. Но я была
молода, смотрела на болезнь как на пустяк. <...> Когда началась
война, я на время будто забыла о своей болезни. До себя ли
было, когда такие страдания обрушились на наш народ. <...> По
комсомольской путевке поехала на торфоразработки. Работали
по колено в воде... Сама добраться до Иванова я уже не смогла.
<...> Меня привезли. Сделали операцию. Во время ее был задет
речевой нерв, я онемела. Полтора года не могла говорить. Ни
слова...»
На обороте листка в конце воспоминаний втиснут абзац с
ужатыми буквами: «Забыла. Меня всегда поражали его руки –
удивительно изящные, руки интеллигента. Такие же руки были
у его отца – плотника. Странно, как их не измяли, не изломали
ни топор, ни рубанок. И сам Николай, насколько мне известно,
никогда не чурался физического труда».
Творчеству Майоров отдавал все свои силы и помыслы.
Свое кредо он выразил в стихотворении «Тебе», написанном
незадолго до гибели. Пересланное не только Евгении
(неизвестно, было ли оно в уничтоженной переписке), но и
Ирине Пташниковой (разговор о ней – отдельная тема). Перед
ним тогда, несомненно, были образы Евгении и Ирины. Пока,
повторюсь, нам неизвестно, что было написано Майоровым за
время двухмесячного пешего перехода в маршевой роте и
последующего его участия в боях. Если им было создано что-то
значительное (в чем не приходится сомневаться), могла
измениться и самооценка его места в поэзии. В этом случае
стихотворение адресовалось уже более широкому кругу
читателей, потомкам – с пониманием Майоровым вероятности
роковых обстоятельств в своей судьбе.
Тебе, конечно, вспомнится несмелый
и мешковатый юноша, когда
ты надорвешь конверт армейский белый
с осьмушкой похоронного листа...
Он был хороший парень и товарищ,
такой наивный, с родинкой у рта.
188
Но в нем тебе не нравилась одна лишь
для женщины обидная черта:
Он был поэт, хотя и малой силы,
но был, любил и за строкой спешил,
и как бы ты ни жгла и ни любила, –
так, как стихи, тебя он не любил.
И в самый краткий миг перед атакой,
самим собою жертвуя, любя,
он за четыре строчки Пастернака
в полубреду, но мог отдать тебя.
Земля не обернется мавзолеем.
Прости ему, бывают чудаки,
Которые умрут, не пожалея,
за правоту прихлынувшей строки.
(1940-1941. «Тебе»)
Последняя встреча
Прощание Майорова с Евгенией выпало на самый тяжелый
период – первый год войны, когда враг рвался к Москве. О
событиях середины октября 1941-го свидетельствует его
однокурсник по университету Александр Немировский:
«Последняя наша встреча произошла в Краснопресненском
военкомате 15 октября 1941 г.<...> Майоров, пока мы ожидали
вызова, развил план просить военкома о направлении в
Пролетарскую дивизию. <...> Но из краткого сообщения
военкома <...> я понял, что план<...> нереален. Я вернулся
домой. <...> На заре побросал в рюкзак <...> несколько рубашек, буханку черного хлеба, сборник стихов Пастернака, тетрадку со
стихами Майорова (еще один адрес для поиска! – В. Т.), только
что полученный диплом и навсегда закрыл для себя двери
комнаты №21 и забил их досками».
А Майорову (ранее подавшему заявление об отправке его
на фронт добровольцем) в военкомате посоветовали съездить
«на денек» в Иваново – повидаться с родителями и близкими,
пообещав известить повесткой на призыв.
В последний раз он приехал в родной город рано утром 16
октября 1941 г. В этот же день о получении повестки его
189
известили телеграммой из университета: время побывки
действительно ограничивалось одни днем. В городе Николай
объехал на велосипеде дорогие ему места. Был устроен
прощальный «мальчишник». До этого побывал у дома «с
узорчатым карнизом» на Московской. Название улицы
символично совпадало с наименованием фронта, на который он
уходил.
Прощание сложилось досадно. Именно в те предзимние дни
(бывает же такое!) Евгения простыла на похоронах своей
бабушки. С только что вымытыми волосами, в ненастную
сырую погоду, родители не позволили ей выходить на улицу.