— Дорогой Рон, — начал Гойл театральным голосом, изображая тембр женщины. В зале повисла тишина — только слова парня отражались от стен. — Вчера Джинни оповестила меня о таком важном,.. — он помедлил, приближая лист к глазам. Наверное, не мог прочесть неизвестное слово.
Уизли, чье письмо и пытались озвучить, сидел понуро, с отсутствующим видом. Слишком обреченно, словно давняя тайна станет известна на весь Хогвартс. Гермиона же, наоборот, была вся красной, будто пыталась побороть в себе желание залепить пощечину слизеринцу.
С чего вдруг этому имбицилу понадобилось читать письмо, адресованное Рону? Никогда не трогали, а тут вдруг на те вам — заинтересовались.
Так же она не понимала, почему Уизли ничего не делал с этим —лишь изучал свои ботинки.
— Важном событии, на которое ты долго не мог решиться, — продолжил громила, отступая назад — Рон, наконец, проснулся и поднялся на ноги. — Ты стал настоящим мужчиной! — он хотел закончить, но охи и ахи со столов факультетов перекрыли его последнюю фразу. А затем произошло то, чего случится за этим завтраком не должно было — драка.
Уизли, решивший, наверное, что никому не следует знать, о чем все-таки говорила его мать, набросился с кулаками на чтеца, хорошо зарядив ему в лицо. Вначале Гойл опешил, выронив на пол письмо, а затем, будто очнувшись, повалил рыжеволосого на пол и стал так лупасить, что волна страха прошлась по рядам, отзываясь приглушенными вскриками.
Гермиона, которая до этого перебывала в состоянии ступора, с визгами накинулась на громилу, пытаясь оттащить его от своего друга. Ее одной оказалось мало, поэтому гриффиндорцы пришли на помощь — теперь все дружно оттягивали достаточно крупного паренька от красного Рона.
Когда им удалось это сделать, кто-то из Слизерина подбежал к вражескому столу и увел Гойла, который продолжал махать руками. Уизли же пришлось поднимать с пола — сам он этого сделать не мог. Пришлось так же дать стакан воды и поинтересоваться, не нужно ли идти к мадам Помфри?
В зале продолжалась странная суматоха — все кружили вокруг учеников Гриффиндора, кто зачем. Одни помогали Рону, спрашивали что-то, но большая часть была в поисках того самого письма, словно написанное было крайней важности для них. И самой успешной оказалась Мария — она победоносно держала бумагу в руках с ликованием на лице.
— Эй! — задорно крикнула она, позабыв о боле в плече. Все взгляды устремились сначала на нее, а потом на руку, в которой и было письмо. — Хотите узнать конец?
Началась неразбериха, все кричали что-то свое. Понадобилась бы помощь учителей, чтобы утихомирить студентов, однако те находились на каком-то срочном собрании у Амбридж, и дети были сами на огромном этаже.
— Сядьте! — закричала она, пытаясь перекричать всех. — Сядьте на места!
Толкучка пришла в действие: они спешили вернуться за свой стол, чтобы услышать концовку. Хотя было непонятно, почему она так заинтересовала их. Одними, кто оставались равнодушными, были пуффендуйцы — кажется, те вообще не могли сообразить, в чем было дело.
— Или я не прочту! — продолжала возмущаться девушка. Она пробралась сквозь толпу к Ленни и залезла на лавочку с ногами — теперь когтевранка возвышалась над всеми, размахивая рукой. — Займите же места!
Страцкий лишь тяжело вздыхал, наблюдая за азартом сестры — такое поведение было свойственно ей. Не потому, что письмо парня, которого она и недели не знает, заинтересовало ее, а потому что так она оказывалась в центре внимания вновь.
Рон выглядел плохо: на лице красовалось кровавое пятно, которое каплями струилось из носа. Его лицо стало красным, а глаза ненавистно смотрели в сторону Гойла, который отвечал парню тем же. Он держал руки в кулаках, пыхтя про себя что-то.
Гарри с тоской смотрел на друга, словно знал, что дальше было в том письмо. Он понимал, что Уизли не сможет причинить девушке вред и забрать бумагу не получится, что означало — вся школа узнает о его маленькой тайне.
Гермиона ощущала примерно тоже, что и Поттер, — обиду за Рона. Почему они смеют распускать свои руки и читать то, что принадлежало лично ему? Разве они имели на это какое-либо право? Конечно же, нет.
Ей хотелось встать и залепить такую смачную пощечину Марии, которая с радостью наблюдала, что толпа медленно рассеивается, и все идут к своему столу, дабы услышать продолжение.
Залепить пощечину не только потому, что она нашла бумагу и теперь хотела раскрыть что-то важное, а потому…
да потому что эта стерва приблизилась к Драко и пыталась заняться с ним любовью в их гостиной.
Шлюха!..
— Я сегодня же нажалуюсь МакГонагалл про то, что они вытворяют. И вообще… — пыхтела она. На самом же деле, ей хотелось сказать: “Настучу на Марию”, но девушка решила умолчать этот момент.
— Гермиона, нет, — промямлил Рон. Он поник, глядя на Финч. — Не надо.
Она замолчала, печально посмотрев на Гарри. Тот лишь кивнул, давая понять, что это касается Уизли, и он вправе решать, стоит об этом говорить или нет.
— Ты стал настоящим мужчиной! — закричала Мария, делая тишину в зале. Все требовательно приклеили свои взгляды к ее персоне, перешептываясь между собой. — Ты стал настоящим мужчиной, раз решился на такой поступок,.. — она замолчала, а потом разразилась таким странным, но красивым смехом, что ученики недоуменно вертели головами в разные стороны, будто кто-то другой мог понимать, о чем идет речь. — Ты пригласил Гермиону на свидание! Мы так… — и закончить не смогла. Дикий смех, приступами вырывающийся из груди студентов, заполнил весь зал, уже не позволяя Финч продолжить. Да это и не было нужным — суть все прекрасно поняли.
Поддаваясь всеобщей суматохе, Драко поднялся на ноги. Он сурово оглядывал то, как Грейнджер краснеет на глазах и шепчет что-то Рону, как гриффиндорцы ходят вокруг парня и пожимают ему руку, как слизеринцы пытаются забрать у Марии письмо, дабы удостоверяться в сказанном. А он просто стоял, словно царь, смотрящий на радостный, взбудораженный народ. Стоял, окинув все это презрительным взглядом. Махнул головой Забини в знак того, что они уходят.
Омерзительно. Ему было омерзительно слышать их необоснованный смех, насмешки, шутки. Идиоты, они все были идиотами. Людьми, которые влезали в чужую жизнь, а потом еще и оставались довольными — какие молодцы, узнали то, о чем человек не хотел распространяться.
Хотя… Ладно. Малфою было абсолютно наплевать на то, что сделали сокурсники, и каково сейчас было Рону. И вообще — справедливость в этой ситуации никак его не задевала и не заставляя задуматься. У него просто скребло внутри от того, что очередной сопляк влюбился в Грейнджер.
Как?! Он не понимал, как они могли влюбиться в нее. Мало того, что грязнокровка, так еще и дура дурой. Никто внимания на нее не обращал все эти годы, и тут бац, все, любовь пришла. И Драко не просто не понимал этого — он бесился, про себя ругался.
Он гордо шел из этого места, выплевывая бранные слова тем, кто выходил у него на пути. Сил не было находиться в этом, с позволения сказать, селе. И, почти достигнув двери, до его слуха долетел взволнованный выкрик:
— Гермиона согласилась! Все слышали? Она согласилась пойти с Уизли на свиданку.
***
В классе стояла гробовая тишина, за исключением слизеринцев, которым, как казалось ученикам других факультетов, на уроке зельеварения позволено все.
Профессор Снейп важно ходил между партами, бросая недовольные взгляды в сторону своего факультета, от куда время от времени доносилось шушуканье и смех.
За последние месяцы Драко Малфой не то, чтобы не выполнял домашние задания, а не открывал учебники вообще. Он совершено забыл о том, что итоговые контрольные уже на носу, но это и не сильно волновало парня. Сейчас происходили вещи куда важнее, чем эти дурацкие уроки.
Он совершено не понимал, зачем ему этот предмет? Драко что, будет сидеть в Мэноре и варить зелье от сыпи?
Возможно, на младших курсах Люциус бы решил все его небольшие “проблемки” с учебой, просто поговорив с учителями, но не теперь. Отец был занят спасением своей шкуры и лечением Нарциссы, но никак не своим сыном. Ему было важно лишь одно — чтобы Драко убил Гермиону, и Темный лорд простил им все.