— Мистер Малфой, разве вам не говорили, что опаздывать плохо? — противным голосом задала вопрос она, толстыми пальцами взяв за ручку. Поднесла ко рту чашку и сделала несколько глотков, не снимая глупую улыбочку.
— Это я его задержал, — отозвался Снегг, стоящий перед Драко.
— Надеюсь, — приторно продолжила она, — на то были веские причины?
— Весьма.
— Что же, впредь попрошу не опаздывать. Мисс Грейнджер даже пришлось ждать, — глаза-бусинки посмотрели на девушку.
Драко слегка поддался вперед, чтобы ее увидеть. И действительно, “гордость” школы была в кабинете, однако сидела в кресле у камина. Он не заметил ее сразу, потому что темная фигура Снегга закрывала ему вид на ту часть кабинета.
Грейнджер, тихо кашлянув, перевела взгляд с Северуса на него и поджала губы. Затем опустила голову, поправив неопрятные волосы.
Он даже представить себе не мог, что такого страшного случилось, что эта женщина-жаба позвала его и грязнокровку. Или они что-то не то сделали во время дежурства, или это было задание для старост.
Он понадеялся, что все же они провинились как-то, потому что делать что-то совместное с Грейнджер, кроме как патрулировать школу, было бы сущим Адом.
Да его могло бы стошнить от нее так же, как и от этого кабинета с ядовито-розовым цветом.
— Вы можете быть свободным, Северус. Спасибо, - она коротко кивнула на раскрытую дверь за спиной Драко, вновь улыбаясь дурацкой улыбочкой идиота.
Профессор, холодно посмотрев на нее, кивнул головой и, даже не глянув на ученика, покинул кабинет. Видимо, от этого взгляда Снегга, к которому уже привыкли все, она была не готова, потому что все еще удивленно наблюдала за удаляющейся фигурой. Затем, взяв себя в руки, женщина заулыбалась и “по-доброму” смотрела то на Гермиону, то на Драко.
Первая сжалась в кресле, желая раствориться на месте. Мало того, что она приперлась раньше и выслушивала “интересные” истории от Амбридж, так еще и человек, которого они так ждали, был Малфой.
К сожалению, она даже представить себе не могла, зачем их здесь собрали. Вроде как, ничего плохого они не сделали. По крайне мере, вдвоем.
Она хмыкнула. Они ничего не делали вдвоем, так что это вариант можно было бы смело вычеркивать.
— Хочу сообщить вам радостную новость! — весело начала она. Гермиона покосилась в сторону Драко и еле воздержалась, чтобы не засмеяться.
Потому что это не человек стоял, готовый выслушать “радостную новость”, а статуя из музея. У него было совершенно отстраненное выражение лица, словно оно окаменело. Глаза холодно смотрели на женщину, которая все сидела с улыбочкой. Его подбородок был гордо поднятым вверх, плечи расправлены, а руки засунуты в карманы.
Он прохладно перевел взгляд на Гермиону, но, как только Амбридж снова заговорила, так же безразлично вернулся к ней.
Фу, Грейнджер. Тебе нельзя даже смотреть в его сторону.
Фу-фу-фу.
Его раздражали ее спутанные волосы, которые выглядели, как сено на голове. И то — в разы хуже. Это маленькое лицо, которое делало умный вид. Карие глазки, которые периодически глядели на него.
Фу, блин. Его даже передернуло от мысли, что эта грязнокровка смотрит на него.
— Министерство в этом году решило ввести новые правила. Они заключаются в том, что мы должны были выбрать двух главных старост, а в конце года определиться, кто же из двух учеников является действительно лучшим.
Он бросил короткий взгляд на Гермиону, которая увлечено слушала.
Что, хочешь стать лучшей, Грейнджер? Тебе до этого звания, как Англии до Америки.
— Двух лучших старост мы выбрали, — Амбридж быстро перевела взгляд с него на нее и обратно. — И это вы!
Гермиона закусила губы и непроизвольно глянула на Драко.
Что это могло значить? Она не читала этого в “Истории Хогвартса”. Из года в год было двое старост с одного факультета, которые должны были следить за порядком и выполнять определенные инструкции. Но об этом девушка слышала впервые.
И что им вообще нужно было делать?
– Я сейчас все объясню, — она вернула внимание Гермионы. – Вы – лучшие ученики школы. Вы – гордость школы. И все должны знать, что вы, в какой-то степени, особенные.
Что?
Драко скривился. Кто здесь особенный? Эта Грейнджер, что ли?
Не смешите. Ее “особенность” заканчивалась на том, что она днями проводила свое время в библиотеке. А то, что она грязнокровка, явно нельзя было назвать чем-то уникальным.
Грейнджер особенная.
Никогда в жизни ему не было так смешно.
— От того, как вы проявите себя в дальнейшем, будет зависить, кто одержит победу и станет одним единственным лучшим учеником. Вам придется побороться за этот титул.
Побороться, он извинялся, с кем? С этой грязнокровкой?
День приобретал новые краски. Делался с каждой минутой все лучше и лучше.
— И, самое главное — вы будете жить в Башне старост. У вас есть отдельная Башня, с двумя комнатами, гостиной и душем.
***
Если бы ему задали вопрос, что может испортить настроение даже самого веселого человека, он бы ответил, не задумываясь ни на секунду, что это Грейнджер. Эта противная, жалкая, мерзкая грязнокровка Грейнджер, что шла сейчас впереди него, виляя попой.
Какой еще она была?
Он ругнулся. Невыносимой она была! Он бы мог перечислять ее плохие качества целые сутки, не останавливаясь ни на секунду.
Потому что это была Грейнджер.
Он не мог понять, почему двух людей, которые на дух друг друга не переносят, нужно было заставлять дежурить вместе, а потом еще и жить в одной Башне. Это же не просто три раза в неделю идти рядом с ней, обходя школу, это жить с ней.
Целый гребанный год жить с ней.
Слышать ее шаги за стенкой, видеть ее сонное лицо по утрам, смотреть на то, как она заходит или выходит из душа. Как она делает уроки в гостиной или разговаривает там с друзьями.
Это ощущать ее присутствие постоянно, круглые сутки. И, ладно бы, с другими людьми, так нет – вдвоем.
Только он и она.
Вашу мать.
Если бы у него был выбор, то он предпочел бы жить в одной Башне с Хагридом, но не с ней.
Н-е с н-е-й.
Какого хера вообще? Где он так провинился, что ему подсовывают Грейнджер? Что он сделал не так в жизни, что целый год придется не в комнате Слизерина просыпаться, а в этой тупой Башне старост вместе с ней?
Нет. Не с ней. За одной стеной, но не с ней.
Он мог бы закатить скандал на несколько дней, подключив отца, чтобы ему не пришлось разделять одну жилплощадь вместе с Грейнджер. У него даже был порыв отправить письмо ему, чтобы тот решил проблему в Министерстве, однако мысль о матери забрала желание делать это. В семье были проблемы поважнее, чем его пребывание с грязнокровкой. И тратить время на разборки было бы для отца не уместным. Потому что, видимо, счет шел на часы – выживет мама или нет.
Конечно, выживет. Конечно, найдут лекарство. И тогда он уже переедет. Ну, или эта Грейнджер. Пусть это будет не сейчас, но он переживет.
Наверное. Потому что от одного вида, как она идет по ступенькам, воротило все внутри. И как он только держал свои мысли под контролем?
Правда это ненадолго. Пока она что-то не вычудит.
А она вычудит, можно было не сомневаться. Вопрос времени – когда?
А еще он понятия не имел, как скажет об этом Блейзу. “О, привет, друг! Что у тебя нового? Ничего? А я вот с грязнокровкой поселился. Круто, да?”
А что скажет весь Слизерин? Ведь это было действительно позорно – аристократу, который всегда отрицал нормальное существование людей с грязной кровью, будет жить именно с такой. Да это даже врагу пожелать нельзя было бы.
Они в десятый раз свернули в пустой коридор. Казалось, что ее шаги ускорялись каждый раз, как только он неправильно ставил ногу на пол, и стук каблука громче разносился по зданию.
Что такое, Грейнджер? Что случилось?
Да, выглядела она действительно бедно: старая мантия, которую она несла в руках, странная рубашка, которая висела на ней, и эта старомодная юбка. В Слизерине такие уже не носили лет пять, как минимум. Хотя длина была приемлемой, как на его вкус.