Утро. Она думала, что сейчас утро. Хм, действительно. Что-то между ночью и этим ужасным утром.
Итак. Она смотрит на время — 6:00. 6:00 утра. Странно.
Вчера девушка легла… нет, вырубилась, ушла в забытье, не так уж и поздно — в районе десяти. И заснула мгновенно же, как только голова коснулась подушки. Но ощущение было таким, словно она ни на минуту не смыкала глаз.
Они были красными и воспаленными. Под ними красовались черные синяки, которые отягощали ее лицо. Волосы, запутанные в комочки, кое-как лежали на плечах.
Она не плакала. И это было странно. Слез как будто не хватало. Словно, даже если сильно захотеть, у девушки не удастся проронить ни слезинку. Может быть, она рыдала ночью? Во сне?
Ладно, это было неважно. По крайней мере, сейчас. Когда она сидела на краю кровати и смотрела в окно, где вчерашняя метель утихомирилась. Где снег лежал на улицах, иногда мирно перелитая.
Что мы имеем? Вначале Драко ударяет ее, а потом и вовсе — занимается сексом с Марией. Великолепно. Эти новости были до нельзя прекрасными.
У нее дрожали руки. Сгибалась спина. Подкашивались ноги. Сбивалось дыхание. Но она не плакала. И не думала.
Она чувствовала. Эту ужасную боль, закрадывающуюся в ее душу. Она была такой сильной, что прошлую дыру раздирала на части. И не оставляла от тощей девушки ничего, кроме оболочки, которая тоже становилась некрасивой. Как и душа.
Она не понимала. Как он мог? Как Драко мог так поступить?
Пусть он не говорил никогда, что любит ее, однако его взгляд, его руки, обнимающие ее, его движения. Все кричало о том, что он, по меньшей мере, симпатизирует ей. И главным доказательством всего этого было то, что он до сих пор не убил ее. Что до сих пор не изменил с Пэнси или…
Ах. Да.
Изменил. Только с Марией, она не учла.
Если бы он так поступил, когда был безразличным в Гермионе, еще ладно. Но сейчас. Она просто не понимала. И до конца не осознавала.
Ей изменили. Пусть это были не любовные отношения без ее ведома, но… это же было физическое влечение, физическая страсть.
Он хотел ее. Она ошибалась, когда думала, что Мария не привлекает его.
Привлекает. И еще как. После недели знакомства они переспали. Да-а, она его совсем не привлекает.
Значит, Гермиона была не настолько совершенной, не настолько прекрасной, чтобы удержать его возле себя. Она была не слишком чудесной, чтобы не упустить его.
Она… не… слишком… хороша… для… него…
Она всегда знала это. Всегда понимала, что ужасна. Что она — чертова уродина, которая даже парня не может удержать! Что он спит с кем-то другим и после этого не бросает ее.
В тайне, он сделал это в тайне.
Трус!
Хотя… дело, наверное, было не в этом. Явно же, что какую-то Грейнджер он не боялся. Тогда в чем?
Она не знала. Единственное, в чем она была уверена на сто процентов — он не любил ее, она даже не нравилась ему. И все, что она на придумывала себе, — было глупой ошибкой. Было глупыми детскими выдумками.
Когда ты стала такой дурой, Гермиона? Ты же всегда думаешь, ты же продумываешь. Как же так случилось в этот раз?
Она просто любила. И эта любовь затмила ей все.
А что, если он и до этого спал с кем-то? Что, если вовремя их “отношений”, он переспал с Пэнси, Марией? Или еще кем-либо? Джинни увидела их благодаря случайности. Но сколько незамеченных случаев?
Девушка устало перевела взор на свои худые коленки. Вздохнула.
Теперь она была уверена — это не впервой. Когда он, мразь, заводит “дружбу” параллельно. Тогда, когда знает, что Гермиона безумно привязалась к нему и готова сделать все, что угодно, для его счастья.
Какой же он урод. Самый настоящий урод.
Пользовался? Все это время он всего лишь пользовался ею?
Захотел — Гермиона прибежала. Захотел — Гермиона сделала. Стало плохо — Гермиона успокоила. Вздумалось — Гермиона согласилась.
Захотелось-подумал-вспомнил-решил — Гермиона всегда рядом.
Она была зла. От злости срывало голову, от злости рвало тело.
Вот как. Вот как, Драко! Вот, как ты поступаешь за спиной. А она-то думала, что ты просто такой человек, скрывающий свои проблемы за холодностью и стойкостью.
Дура. Грейнджер, Боже, ты такая дура!
И, ты не просто дура, ты еще уродка.
Ненавидит себя, ненавидит это чертово отражение в зеркале. Эти спутанные грязные волосы, опухшие глаза, кривой нос.
УРОДИНА!
Хватает себя за голову, чуть ли не выдирая кудри.
И слезы, горячие и соленые, стекает по щекам, попадают в рот. А она дышит, тяжело, всхлипывая при этом.
Разве бывают люди, ужаснее ее?
И на что она вообще надеялась, когда начинала привыкать к нему? На то, что ее “внутренняя красота” затмит внешние данные Пэнси или Марии? Что ему будет наплевать на то, какая она уродка?
Как можно было быть такой тупицей? Неужели еще есть девочки, которые ведутся на поддельные чувства парней?
И зачем это Драко? Зачем ему все это? Он же знал, что девушка действительно любит его. Неужели он настолько плохой человек, что пользовался ею, как марионеткой?
А что, если он еще и обсуждал ее с друзьями? Смеялся с Блейзом и Марией, высмеивая девушку и ее чувства.
Гадмразьподонок.
Чтобы ее глаза больше не видели его. Чтобы больше никогда она не встречалась с ним.
Она слова не скажет этому ублюдку. Она в его сторону не посмотрит.
Но… черт побери, как же ей было обидно. Как же ей было обидно сидеть одной в этой комнате и плакать горькими не утешающими слезами.
Она же видела, что эмоции поддельны. Видела, как он избегает ее при людях, как не хочет показывать друзьям.
Но… Блейз же общался с ней. И, наверняка, понимает, что тот их вечер не входил в обязанности старосты.
Или они оба захотели так пошутить? Но разве это смешно? Да и на шутку особо не катило.
Она же видела, с какой ревностью Драко смотрел, когда она говорила с Забини или танцевала около него.
Разве… разве можно так притворяться?
Видимо, можно.
Но зачем?! У него всегда был отменный авторитет, и девушки выполняли все, что ему вздумается. А из-за нее у него все и подкачало. Что же тогда это могло значить?
Она запуталась. Ей было слишком тяжело отгадывать жизненные загадки. Отношения — не были ее коронной фишкой. Одно она осознавала четко — Драко изменил ей, и она никогда не простит ему этого. И еще — никогда больше девушка не посмотрит на таких красивых и богатых парней, потому что не слишком хороша для них.
Шум бьет по ушам, когда каблучки ступают по твердому полу. Не длинная юбка прикрывает маленькие ножки, а рубашка открывает ключицы. Волосы, собранные в опрятную прическу, забраны наверху, показывая спину с красивой осанкой.
Карие глаза смотрели из-под накрашенных ресниц, не привычно хлопающих при моргании. Губы, которые она всегда кусала, были обведены розоватым блеском, делающим их пухлыми. В ушах болтались маленькие сережки. А на плечах висел рюкзак, аккуратно застегнутый.
Итак, она шла гордо и прямо, будто ничто не могло сбить ее с дистанции. Хотя резинка давила на голову, помада невкусно пахла, глазам мешала видеть черная тушь, а юбку хотелось опустить, но она продолжала шагать по направлению к своему столу.
На этот вид ушло много времени, но она себе ужасно понравилась. И сделала она это вовсе не для того, чтобы повысить самооценку, а всего лишь, чтобы показать ему одному, что и она может выглядеть прекрасно. Что насчет красоты Пэнси и сексуальности Марии можно еще поспорить. Хотя в душе ясно осознавала, что проигрывает им обеим.
Положив рюкзак на лавку, она присела так, чтобы нижняя часть ее наряда не приподнялась, оголяя ноги и пикантные места. Она неоднократно видела, как это происходит у некоторых девочек. И вид, по-честному, не из лучших.
— Гермиона? — Рон оторвался от своей булочки, изумленно таращась на подругу.
Девушка слегка улыбнулась, моргнув пару раз ресницами.
— Рон?
— Привет, — тупо произнес он, несколько раз изучив ее заинтересованным в взглядом.