Значит, ей ничего нельзя — с Ленни не общайся, про Рона забудь, с Гарри попрощайся. А ему — ему можно все. Кричать на нее, обижать, бить, изменять. Он же король, а кто она? Да так, придворная на общем фоне моделей и красавиц школьных.
Нет уж, так не пойдет. Если он такой супер-крутой, то и она будет не простой девчонкой, увязавшейся за аристократом. Она ужасно ревнует его и обижается, но теперь настало и его время испытать такие чувства по отношению к ней. Если она, конечно же, хоть чуть-чуть важна ему.
— Тебя это не касается, — парировала Джинни.
— Не касается? Ты — моя сестра, — он, — Рон зло сверкнул глазами, — мой друг.
— И?.. — раздраженно воскликнула она, с грохотом отодвинув тарелки. — И?.. Ты что, в каждой бочке затычка?
— Я что? Джинни! Ты вообще что позволяешь себе? — взвыл он.
Ученики, сидящие рядом, удивленно посмотрели на них, прервав свои разговоры.
— Не кричи на меня, люди уже оборачиваются!
— Да какая разница?
— Большая! — вскрикнула она, топнув ногой.
От возмущения девушка перестала кушать и больше не желала притрагиваться к еде или напиткам. Ее прическа стала распутанной, а настроение больше не было веселым.
— Все ты испортишь.
— Я?
— Ты. Каждый раз, когда…
— Рон, — перебила Джинни Гермиона. Она не ответила на вопросительный взгляд рыжей, продолжая: — Мне нужно с тобой кое о чем поговорить.
— Но… Я сейчас немного занят, — он продолжал возмущенно таращиться на сестру, которая упрямо его игнорировала.
— Это важно, — с напором проговорила она.
— Важно? — он нехотя поднялся. — Ладно, пойдем.
Она благодарно кивнула и пошла следом за парнем.
Ее взгляд пробежался по столу, остановившись на платиновых волосах. Парень, заметив движение, отстраненно глянул на нее и сразу же отвернулся. Но в его глазах всего на минуту проскользнул интерес.
А у нее мир перевернулся.
Посмотрел, посмотрел на нее.
Че-е-ерт. Теперь, наверное, думает, что она ищет его взглядом и думает о нем. Хотя так и было. Но он же не должен был узнать!
В который раз, ты — дура, Грейнджер. Явно же было, что когда-нибудь он заметит, как ты таращишься на него. Нельзя же вечно незаметно играть в эту игру “Гляделки”. Было трудно удержаться в последний раз и не посмотреть на него?
Да, блин, жизненная трудность.
А еще ее трусило. От презрения и ненависти к нему. За поступок, за отношение. Кажется, она испытала, что это — презирать и любить в одно и тоже время. Быть может, Драко именно эти чувства ощущал на себе?
Хотя. Любил бы — не изменял бы. Это и дураку понятно, особого ума не требуется.
— Ну так что? О чем хотела поговорить?
Они остановились за поворотом, где почти не было учеников. Здесь не было хорошего света, да и окна отсутствовали.
— Хм…
Она помедлила.
Говорить или нет? Нести эту чушь или нет?
В ее голове вдруг предстал образ мрачного туалета, затопленного слезами бедной Миртл. Вокруг стекла, и около одного из них, держась за ее стройную фигуру, Драко стоит возле Марии. Целует ее, проводит руками по ее телу.
И, блин. Стало так противно и обидно, что слова вырвались на автомате:
— То, что мне нравился он, — было ошибкой. Я поняла, что питаю все те же чувства к тебе.
И она чуть ли не получила пощечину от самой себя, мысленную.
Ты что, больная, сейчас сказала?
Чувства старые?
Нет, они, естественно, не появлялись и никогда уже не появятся. И это было полной ложью, что она сейчас пробормотала себе под нос. Просто мысль о том, как легко он изменял ей, настолько забилась в голову, что пришло только одно — желание мести. Желание расправиться с ним так же, как он сделал это с ней. И совсем неважно, что при этом будут задеты чувства другого, совсем невиновного человека.
— Гермиона?.. — осторожно спросил парень.
Он мягко смотрел на нее, влюбленным и ласковым взглядом.
Ей захотелось сейчас же убежать и отмыть от себя этот ужасный взгляд. Он глядит на нее так нежно, так невинно. Как никогда не делал Драко. И сейчас она собирается разбить сердце человеку с такими глазами за то, что другой изменил ей.
Когда она стала такой? Бесчувственной, безжалостной? Ведь Рон — ее друг. Он не просто мальчик с улицы. Он всегда стоял за нее горой, и сейчас она готова воспользоваться его отношением к ней, лишь бы только… лишь бы только чертов Малфой понял, что значит быть на ее месте.
Это он сделал ее такой. И ей было противно от того, кем она становится. Илиуже стала.
— Ты сказала, что… Что питаешь ко мне те же чувства? Какие чувства? Гермиона? — он говорил, не давя, не пытаясь торопить ее. Так спокойно и уравновешенно. Словно ее слова так много значили для него. — Я тебе нравлюсь?
Она молчала.
Нет, Рон, не нравишься. Прочти это в ее глазах. Пойми это.
Она чуть ли не умаляла его взглядом, но он не понимал. Он ничего не понимал, прокручивая ее лживую фразу у себя в голове.
Остановиться нельзя. Продолжить — тоже. В первом случае, будешь выглядеть идиоткой, во втором — вруньей.
Она посмотрела в чистые, по-доброму смотрящие глаза друга и, повернувшись на каблуках, вдруг куда-то заспешила с фразой:
— Рон, я… плохо себя чувствую. Договорим потом.
— Но… Гермиона!
Он нагнал ее, мягко схватив за руку. Его взгляд был суровым, и парень больше не казался милым и спокойным.
— Договори и иди.
— Нет. Я ошиблась.
— Что? Опять?
Она медленно вырвала запястье из-под его хвата.
Пусть она и не покажет Драко, как быстро может его заменить, но лучшему другу не соврет. Она никогда не опустится до такого уровня, чтобы пользоваться другими для своей выгоды или мести. Пусть это и будет ее отличительной вещью — относиться к людям с человечностью.
— Да, опять. Рон, мне очень тяжело сейчас, и я не могу определиться.
Он выглядел очень озадаченным, приподняв брови.
— Но ты только что сказала про свои чувства.
— Я много чего говорю. И сейчас я пытаюсь донести до тебя, что мне тяжело, очень тяжело.
Ей было действительно невероятно тяжело. Такая ноша не под силу хрупкой девушки. Хотя и говорится, что Бог не дает такие задания людям, которые они не в состоянии выполнить, она не могла справиться с этим. Ни сейчас, ни завтра, ни через месяц или год. Это было пределом, чертой. Чертой, которую она уже не могла переступить.
Минута, и она сломается. Не понятно, почему еще не сделала это. Ведь сердце разрывается от боли, а душа кричит не своим голосом.
— Гермиона, что происходит? Вначале ты гуляешь со мной, даешь какую-то надежду. Потом оказывается, что тебе нравится Малфой. А сейчас…
— Да, — нетерпеливо перебила она, собираясь вновь уйти, — я знаю. Все это знаю и понимаю. Но не могу тебе объяснить всего. Давай поговорим позже?
— Но мы же только начали, — он подступил на пару шагов вперед, протягивая ей свои ладони. — Гермиона.
— Извини, давай позже.
— Хорошо. Вечером? Поговорим вечером?
— Да, договорились.
— Я буду ждать тебя в пять около гостиной Гриффиндора. Да?
— Да.
И она ушла вдаль длинных коридоров, похожих на лабиринт.
***
Сегодняшним заданием было проверить те работы, что они так старательно раскладывали по стопочкам.
Про раскладывали я загнула, потому что, что ни раз, так это новая ссора и препирательства.
Сейчас они стояли вдвоем посреди не маленького кабинета, смотря на листы, лежащие на партах. Профессор только что ушел, дав задание. Точных указаний никто не расслышал да и не пытался.
Ее сердце колотилось, как бешеное. Казалось, что она краснеет, пот течет по лицу, шее. Что она вся дрожит, и ее мысли летают по всему залу. На деле же она стояла, как столб, смотря невидимым взглядом в ряды работ.
Ей было крайне тяжело находиться рядом с ним так близко. Она чувствовала его дыхание, его взгляд на себе, его шаги или движения.
Черт. Пусть все будет, как этим утром: она обижается на него и не собирается прощать. Главное — не смотреть в его глаза, не слушать речь, с помощью которой он сможет оправдать себя. И она, как реальная дурочка, поверит.