Характер Джинни был явно не сладким, и об этом знал каждый, стоило ему попасть под раздачу хотя бы раз. Грубо говоря, таким ярким цветом волос природа ее наградила не зря.
— Заткнись, Гарри! — одновременно полыхнули девушки, яростно сверкая глазами.
Парень вздохнул, закатив глаза. Нашлись тут две, войну миров устроили.
— Может, мы прекратим тему Малфоя, а? Задолбали уже, некого обсуждать больше? — закричал Уизли, чувствуя, как краснеют уши. Пару человек удивленно переглянулись, а Лаванда почти что уронила челюсть до пола.
— Полностью поддерживаю, — кивнув, согласилась староста.
Рон нахмурил брови, сощурив глаза:
— Молчи, Гермиона.
— Может, мне вообще заткнуться навсегда?!
— Может, — согласилась рыжая.
— Да почему вы себя так ведете? — едва не зарыдав, спросила гриффиндорка.
— Мы себя ведем? Глазки открой, — прошипел парень, посмотрев на Гарри, в поисках поддержки. Но тот угрюмо молчал, явно желая сохранить нейтралитет.
— Вам так интересно, почему я провожу большую часть времени не с вами?
Все молчали, выжидающе смотря на подругу.
— Каждый, блин, раз, когда я хочу поговорить, вы начинаете орать на меня, критиковать, влезать в мою личную жизнь…
— Влезать в твою личную жизнь?! — истерически засмеялась Джинни.
Это она сейчас серьезно?
— Ты думаешь, что нравишься ему, да? Ты просто подстилка для него и то — временная. Я хочу помочь тебе, Гермиона! Чем больше ты к нему привыкнешь, тем больнее будет потом. Да он же спит со всеми подряд, а ты бегаешь за этим хорьком, как последняя дура. Очнись, это не книга.
Гермиона молчала — долго, мучительно долго. Замерла на месте, не чувствуя тела. Просто стояла, так и не закрыв рот.
— Да пошла ты, Джинни!
С этими словами девушка вылетела из гостиной, заливаясь собственными слезами. Она ненавидела ее, ненавидела за то, что услышала правду, услышала то, чего всегда опасалась.
— Беги, беги, а то белобрысый, наверное, заждался, — кинула на последок Уизли.
***
— И тогда я сказал, что больше никогда не сделаю так, как хотелось ей. И, знаете, что? — задержался на мгновение парень. — Она ответила, что ее это никак не волнует.
Теодор, шедший впереди, дико заржал, а затем его смех поддержала Мария, чуть ли не повисшая на его плече.
— Ду-у-ура, — говорила она сквозь слезы.
— Дура — не то слово, — пробормотала Пэнси.
Драко пнул маленький снежок, который валялся посреди длинной тропинки. Они шли в Хогсмид с самого утра, чтобы занять места в “Трех метлах”. Все ученики еще сидели на завтраке, говоря о недавних новостях.
Пивз вчера ночью залил все центральные кабинеты какой-то ртутью из кабинета Снегга. Оказалось, что она настолько ядовита, что все, кто зайдет туда, моментально падают в обморок и теряют возможность свободно дышать. Поэтому ту зону закрыли, а профессора работали над тем, как убрать все оттуда, не губя свое здоровье. Уроки отменили, и вылазку в Хогсмид можно было сделать хоть с раннего утра, как они и совершили.
— И, если бы отстала, так нет — сильнее прилипла, — продолжал вести разговор Теодор.
— Ну ты же у нас ловелас, — гыгыкнул Блейз. Он держал за руку Асторию, которая, положив голову на его плечо, шла рядом.
И как их только не стошнило от романтики друг к другу? Все эти “милые” жесты, взгляды, улыбки.
Фу.
Драко мельком переглянулся с другом, который только в вопросе приподнял голову, но тот отрицательно покивал головой.
Забини, который всегда оставался холодным, безразличным и, в какой-то степени, жестоким, был улыбчивым и более-менее мягким рядом с Асторией. Шел себе в сторонке, слушал ее жужжание, и легкая улыбка касалась его лица.
Это вообще ты, чувак?
Хотя он сам становился другим рядом с Грейнджер. Вначале, с первого дня их совместного дежурства, он ненавидел ее и презирал. И все было, как обычно, пока… Пока что-то не произошло, и его отношение стало меняться.
И какого это произошло?
Продолжали бы быть врагами, и все было бы на своих местах. Но нет… Нужно было попасть в такую непутевую ситуацию — сближаться с грязнокровкой. И не какой-то обычной грязнокровкой, а с Грейнджер.
Это как нужно было головой удариться, чтобы вообще заговорить с ней. Заговорить с ней в нормальном тоне, не плюясь ядом при этом.
Заговоритьдежуритьобщатьсяпереспать.
И вот последнее слово требует особого внимания.
Переспать. Нет, трахнуть.
И он трахнул — или переспал — с ней вчера. И это было не новинкой для него, но в тот вечер, в этом темном классе.
Все было по-другому, словно… словно на тот маленький миг, когда они стали чем-то общим, они сплотились.
И — фу — его чуть ли не передернуло от этой мысли.
Сплотились. Они. Он и она. Драко Малфой и Гермиона Грейнджер.
И вот вообще офигеть. Потому что ни о каких сплочениях речи не должно было быть. Но все же…
Плохо осознавать, что ему было чертовски приятно трогать ее волосы, проводить руками по горячему телу, доводить до неконтролируемого состояния.
Будто он делал ее неправильной, плохой Грейнджер. И никому другому она не позволяла это. Будто он властвовал над ней.
Над грязнокровкой.
И захотелось выкинуть эту мысль из головы хоть на секунду. Потому что… она уже не просто грязнокровка, которую нужно презирать и ненавидеть. Она стала чем-то особенным, чем-то…
Снова — фу. Не думай об этом, забудь.
Трахнулись разок в классе, и все. Да, было приятно, но физическое влечение никто не отменял. Ведь это потребности любого здорового парня. Только дело заключалось в другом — он почему-то решил, что слово “трахались” больше не подходит. Не подходит для нее, для него.
Слишком не так звучит.
— Холодно, — пробормотала прям над ухом Пэнси, прилипшая к руке.
Она уже простила. Просто потому что он впервые сказал: “Угу, переборщил что-то тогда”. И вот тебе пожалуйста — как милочка бегает, говоря: “Дракуша мой”.
Мфубе.
Дракуша. Надо же до такого додуматься.
И, кстати, что она ему сказала? Ей холодно?
— М?
Она, слегка отстранившись, все еще цепляясь ноготками в толстую ткань куртки, повторила:
— Холодно, да?
— Немного.
И не подумал, чтобы предложить верхнюю одежду девушке. Джентельмен будущий растет.
Пэнси, смутившись, немного отпустила его локоть, но продолжала идти в ногу, словно боялась, что шаг — и он куда-то смоется.
Да куда уж тут, с такой-то “обороной”?
До него не доходило, как ей не надоедает. Терпеть все его бредни, психи, крики, перепады настроения. Бегать за ним, не получая взаимности. Или девушка настолько одурманена, что не может взять вверх над своими эмоциями и чувствами?
Да, скорее всего, так и есть. Интересно, а Грейнджер тоже так бегала за своим бомжом?
Хотя. М-м, какая тебе разница? Ты же просто трахнул его подружку, успокойся.
М-м, никакой. Он просто вдруг задумался, что, вероятнее всего, она пойдет с этими ненормальными в Хогсмид, засядет в “Три метлы” и будет распивать с ними сливочное пиво. Смеяться, разговаривать.
С этим тупым нищебродом, у которого старая куртка его братьев. И не стыдно — появляться с такими на люди?
Ему было бы стыдно. Более, чем уверен.
И нужно будет сказать ей, что пора заканчивать общение с этими полуумками. А то — с кем поведешься, от того и наберешься.
— Купишь мне что-нибудь вкусное?
И снова эти руки сильно оттягивают одежду.
Отпусти, блин. Вещи только растягиваешь.
Да, его волновали именно вещи. А не то, что эти прикосновения были ужасно неприятным. И что вообще нахождение Пэнси рядом с ним было неприятным.
Она была страшно ужасной, если сравнить с Грейнджер. Такой до безумия худой, с волнистыми волосами — нет, запутанными, — с книгой в руках. Хотя бы вид не шлюхи.
Так-так. Малфой, ты не можешь так говорить.
Паркинсон — признанная красотка школы, а Грейнджер — всего лишь грязнокровка. И точка, точка, то…
…но что может быть лучше карих глазах, которые наполнены заботой, добротой и пониманием?