“Часто к больным, имеющим такой вид болезни, не знающие о заболевании, могут подходить близкие люди и ругаться за какое-либо событие. Которые больной даже вспомнить не может. Обычно, когда болезнь вновь поражает клетки головного мозга, человек поддается приливам агрессии и вымещает ее на других, превращаясь в невменяемого. А через час уже не помнить, что сделал…”
Ведь так и было. Гермиона обижалась. И она не могла делать это просто так, не из чего.
И она не просто обижалась, она избегала его уже которую неделю. Да и к тому же, он никак не мог вспомнить, откуда у него появились травмы одним днем осенью. Единственное, что он тогда мог помнить, — как гулял с Гермионой, все шло более-менее нормально. А затем раз, и он в больнице, кричит от боли.
Было во всем этом что-то не ладное. И ему нужно было срочно разобраться со всей этой дурью.
— Ленни!
Он резко остановился, услышав знакомый голос. Ему навстречу бежала красивая девушка, расплывшись с улыбкой.
— Приветик! Давно не виделись, — она мягко поцеловала его в щеку. – Где пропадал?
— В библиотеке, — нехотя отозвался он.
Она, кивнув головой, схватила его за руку, приволочив совсем в другую сторону, в какую он идти не хотел.
— Я тебе сейчас такое расскажу… — таинственно начала она.
— Мария, — его пальцы убрали худую руку, — не сейчас.
Удивление промелькнуло в больших глазах.
— Почему? Что-то случилось?
Она заботливо коснулась его щеки, положив ладонь на плечо.
— Ты только мне скажи, я… — она резко запнулась.
И уже испуганно, словно о чем-то вспомнила, она тихо добавила:
— Я сделала все, что ты просил.
Ленни изумлено покосился в ее сторону, отведя руку в сторону.
Сестра. Такая сестра.
Вокруг нее всегда крутились сплетни. Она всегда и обо всем знала. Ни один слух не пролетал мимо нее.
И девушка любила такую жизнь. Потому что, странным образом, все должны были ей. Причем по гроб. И она все равно оставалась для них ангелом во плоти.
Какой же манипуляторшей она была. До безумия красивой, до нереальности хитрой.
Если бы он не знал ее, то, наверняка, бы удивился тому, что такие девушки существуют. В ней сочеталось все: нежность, женственность, доброта, чувство юмора, красота. Но, в тоже время, зная ее, можно было увидеть, что всему этому есть вторая сторона медали. Что все это для хорошей роли, годами отработанной. Что от нее ничего, кроме внешних данных, не останется, если убрать весь наигранный пафос.
Но никто, чудным образом, этого не видел.
Хотя играла она всегда.
Всегда. Но было исключение. И этим исключением был он – человек, которого она действительно любила и готова была на все.
И он ценил это ранее. И даже отвечал ей взаимностью. Но потом…
Что-то слишком быстро произошло, и она стала ему надоедать одним присутствием. Словно заноза в одном месте. Куда не пойдешь – везде она, Мария эта.
Хотя это было и неправильно – так думать о сестре.
— Ты вообще о чем? – он изогнул бровь.
— Как? – ее рот раскрылся от изумления. Она приподнялась на носочках, говоря в ухо: — О твоей просьбе. Чтобы я переспала с Драко.
Ч т о?
Он отталкивает ее так же быстро, как эти слова пролетают мимо его ушей.
Что значит “чтобы я переспала с Драко”? Что за бред она несет?
Он в изумлении, смешанным с неосознанным страхом, посмотрел на нее округленным глазами.
— Ты чего? Ленни? – она заботливо посмотрела на него, изогнув одну бровь. – Ты что?
— А? – он в отрешение помотал головой. – Что ты говоришь?
Она в ступоре нахмурила лоб.
— Спросила, что с тобой такое.
— Нет, — он протер рукой мокрый лоб, — до этого.
Она вовсе растерялась, словно ее поставили в тупик.
— О твоей просьбе.
— В чем она заключалась?
Мария, теряя остаток терпения, зло скосила на него глаза, пытаясь понять, не шутит ли он. Но он выглядел таким серьезным и потерянным, что она продолжила:
— Ну… я должна была переспать с Драко. Так, чтобы Гермиона узнала.
– Зачем? – он сглотнул ком в горле.
— Чтобы она стала ревновать, и они поссорились, я думаю. Ну а вообще, ты мне так-то о своих планах не говорил и… Ленни? – она дернула его за плечо, когда тот стал уходить куда-то. – Ленни!
— А? Что? – он растерянно развернулся, пытаясь глазами найти причину, позвавшую его.
— Да что происходит?
Она потрясла его за руку.
Волна страха окутала ее полностью. Так, что стало невыносимо холодно.
— Я… ты уверена? Я точно просил тебя об этом? – он с волнением заглянул в ее широко распахнутые глаза.
Она поморгала ресницами, пытаясь прийти в себя.
— Ленни… конечно, я уверена. Ты что, ты не помнишь?
Она мягко отвечала ему взором, пока понимание медленно приходило к ней.
Ну да. Как она сразу не подумала?
Это все не было его желанием. Им управляла эта дурацкая болезнь.
Ленни никогда не был таким, каким сделала его эта гадость: жестким, грубым. Если он полюбил кого-то, то никогда бы не причинил ему боль.
Никогда в жизни. А Гермиона ему, как минимум, жутко нравилась.
Неужели все настолько серьезно? Неужели те мелкие поступки, которые были на первой стадии, переросли в это? Сделали его тираном? Таким, что теперь сам себя мучал, не имея возможности все вспомнить. Не имея возможности знать, что с ним творится.
Если бы только она не рассказала ему всю правду.
Но…
Она посмотрела в его глаза, переполненные страхом. Переполненные неизвестностью.
Видимо, пора.
— Ну почему ты молчишь?
Его голос был жалким и таким, Мерлин, беспомощным. Он смотрел на нее с надеждой, будто именно Мария могла разложить все по полочкам.
И она могла.
Но так боялась. Потому что до потери пульса дорожила им.
— Ленни… сядь, — она кивнула на ступеньки.
И он беспрекословно рухнул на них, не видя.
Испуг ужасающей волной накинул его с головой. Так, что даже просвета не было видно.
— Говори же!
Он думал, что говорит еле слышно. Но на деле – орал на пол Хогвартса своим дрожащим голосом.
Ее сердце колотилось в груди. Она не могла унять дрожь.
Не могла стоять, не могла сидеть.
Она не могла ничего, лишь смотреть на убитого брата глазами, полными слез.
— Ленни… я надеюсь, что ты правильно воспримешь все, что я сейчас скажу тебе.
Он поднял голову, глядя на нее так, будто ее слова были чем-то непонятным для него.
Правильно воспримешь.
Все дело было в правильном восприятии.
— Я не знаю, как начать.
Она присаживается около него. Долго и мучительно смотрит, будто пытаясь запомнить такие идеальные для нее черты лица.
Она любит его. И, если ему нужно знать правду, она расскажет.
Вопрос был вот в чем: сможет ли он ее выдержать?
— Ленни, знай, что я люблю тебя. И, чтобы ни случилось, всегда буду рядом. Слышишь?
Он еле заметно кивает головой.
Туман. Непроглядный туман стоял у него перед глазами. А в ушах звенело скрипящим звуком.
Вот оно, начало чего-то нового.
Он уже точно был уверен – он болен неизлечимой болезнью. От этих припадков, потери памяти еще не нашли лекарство, хотя лекари, черт их возьми, усердно работают над этим.
И все же – легкая надежда, которая уже махала ему рукой на прощание, оставалась.
Он не болен. То, что написано в книге, не про него. И Мария сейчас подтвердит это.
— Дело в том, что… — она учащенно дышала.
Эти слова были самыми тяжелыми в ее жизни.
Почему именно она должна произносить их? Почему именно она должна сказать человеку, ее любимому брату, что он болен? Причем тем, что причиняет вред и ему, и окружающим.
За что ей это? За что это Ленни? Человеку, который в жизни мухи не обидел.
— Ты…
Слеза разрезала ее щеку. Покатилась, попала в рот.
И она готова была зарыдать на его плече, моля о прощение.
Ведь она утаила. Ведь она, зная, что он, на самом деле, никогда бы не разлучал Гермиону с Драко в здравом уме. Ведь она делала это специально, чтобы он понял, что они все равно будут вместе. Не смотря на все эти глупые ссоры.