Она так надеялась. Что наступит день, когда Ленни осознает, что Гермиона – не его человек. Что он придет к ней и скажет, как ошибся. Как сильно любит ее и хочет быть вместе.
Но этого не происходило. И он сильнее загонялся из-за этой девчонки. И, кажется, с каждым днем все сильнее сходил с ума по ней. Особенно в те дни, когда, приходя к себе в комнату, жаловался Марии, что она его избегает.
И она каждый чертов день видела, как он убивается по этому поводу. Как он мучается от неизвестности. Как не имеет представления, что наделал он, находясь под властью болезни.
Но она молчала. Каждый раз лишь качая головой.
И он никогда не простит ей этого.
Ее пальцы зарываются в белокурые волосы.
Как же она оступилась, скрывая это от него. Какой же глупой она была.
И он не поймет этой тайны. Он никогда не поймет.
— Ты болен.
И его мир оборвался. Как и ее, падая за его душой.
Он болен. Болен.
И надежды больше нет. Она умерла с этими словами.
***
— Таким образом, пересекая линию вдоль, — она взмахнула рукой по воздуху, — можно получить раствор не за год, а всего за пару минут, повторяя выше написанное несколько раз. Хм, — она отложила книгу на стол, взглядом остановившись на лежащей рядом тетради.
— “Хм”? Это действительно то, что ты хочешь сказать?
— А что я должна была сказать, по-твоему? – ее брови в возмущении приподнялись вверх, а взгляд продолжал бегать по пустым строкам.
— Что здесь все четко и ясно рассказано. И это твоя голова перестала соображать, что ты не можешь выполнить такое легкое домашнее задание, — он слегка ухмыльнулся, наблюдая, как ее щеки становятся красными.
—Слушай ты, признанный ученый, может, перестанешь изображать из себя супер умного? – она покосилась на парня, сидящего в метре от нее. – И сделаешь, например, это сам?
— Нет уж, — он едко засмеялся. – Ты сама вызвалась делать всю грязную работу за нас двоих все это время, — он развел руками, выражая крайнее сочувствие девушке.
— Во-первых, “все это время” подразумевает под собой то, что это будет продолжаться всего лишь до тех пор, пока ты не сможешь ходить на уроки. И то, я делаю за тебя уроки не потому, что твои пальчики так ослабли и не могут даже перо держать, а потому, что мне впервые стыдно за Рона.
— М-м-м, — протяжно отозвался Драко. – И?..
Он изогнул одну бровь и надкусил зеленое яблоко. Из фрукта слегка прыснул сок на его губы, и парень, облизнув их, расплылся в прохладной усмешке.
Гермиона, до этого наблюдавшая за поведением его языка, отдернула себя и заставила сосредоточиться на многочисленном вопросе.
— Что «и»?
Он пожал плечами и откусил следующий большой кусок. Чуть-чуть пожевал.
— Что дальше? Ты сказала: “Во-первых”, я жду продолжения.
— Хм… да. А во-вторых, хватит валять дурака. Твой язык отлично подвязан и объяснить мне, тупой, как сделать эту работу не составит для тебя труда. Ведь так?
— Составит.
— Да что ты? – она откинулась на диване, взяв в руки стакан с соком. – И почему же?
— Видишь ли, — он сделал подобие улыбки, — мадам Помфри запретила мне перетруждаться.
Он покрутил фрукт в руке, поворачивая его новой стороной. Послышался звук жевания.
— Сделать единственное задание за эту неделю – это перетруждаться?
— Именно так. Ты же не хочешь, чтобы я на всю жизнь остался калекой.
Он внимательно и почти серьезно оглянул девушку, которая еле держалась, чтобы не нахамить ему.
Калека. Какая из тебя калека, блин?
— Ты ею, скорее, станешь, если явишься без этой самой работы на урок к Снеггу.
— Ну это мы еще посмотрим, — он многообещающе кивнул, расправившись с яблоком. Кинув огрызок на маленький лист, он откинул голову на подушку, тяжело при этом вздохнув.
Она уткнулась в колени носом, поставив стакан на столик. Приятный запах от теплого одеяла проник в нос, пропитанный мягким ароматом ее духов.
— Я договорился с Забини сегодня.
— Зачем?
— Грейнджер, я перед тобой отчитываться не должен, — он тяжело вздохнул, закинув руку за голову.
— Ты бы лучше уроками занялся, а не шастал в таком состоянии по школе, — она отрицательно покачала головой и перевела долгий взгляд на трескающийся камин.
— Сам решу.
Она поджала губы, вернув взор на его холодное лицо.
И все же странным он был. Вроде бы, временами лед топился, и он становился более теплым человеком. А потом снова, когда ты и не ожидаешь, он возвращается в прежнее русло ни с того, ни с сего.
Это еще ладно – пережить можно, но его закрытость. Вечные секреты, тайны на ровном месте. Было ощущение, что он сам от себя что-то скрывает, не говоря уже о других людях.
Но Гермиона была не просто “другой”. Она была чем-то близким, уже привычным. Но он все равно был окутан тайнами, даже для нее.
Наверное, единственный, с кем Драко считался, был Блейз. Уж ему-то он рассказывал хотя бы восьмую часть своей жизни – Гермиона была более, чем уверена.
И сколько же им пришлось пройти вместе, чтобы он так заслужил расположения у Малфоя? Какие такие поступки подняли его в глазах аристократа? Причем до такой степени, что он полагался на него.
На самом деле, она не понимала, чем Блейз так услужил ему. Она не видела в нем парня, который бы бегал за Драко, или же человека, не имеющего собственного мнения. Но Малфой общался с ним и даже, как ей иногда казалось, слушался его. Что было уже, по меньшей мере, странно.
Потому что Малфой никого и никогда не слушает.
И еще одна вещь: она в упор не замечала в Блейзе человека, на которого можно полностью положиться. Вот хоть дыру в нем проделай – она не могла увидеть в нем опору.
Хотя. Кто знает, какой он на самом-то деле? Это виднее самому Драко. Потому что, раз уж доверяет он, то повода волноваться нет.
— Слушай.
Он приоткрыл глаза, устало глянув на нее.
— Ну?
— Э… — она посмотрела на свои ноги, покусав губу.
И как сказать этому человеку о торжестве? Как сказать, что ее просто будто обухом по голове ударили, когда она узнала, что рождественский балл совсем скоро – в следующий четверг. А до него осталось всего ничего – восемь дней.
И она стала волноваться. Потому что…
Потому что, блин, она не хотела идти туда без него. Потому что она не хотела танцевать с кем-либо, кроме него. Не хотела наряжаться в дурацкое платье, если он не увидит. Если возьмет чертову Пэнси или Марию за талию, приглашая на танец.
Ей хотелось только с ним. Только для него. Только чувствуя его поддержку.
— Я жду.
Его поддержку?
Это она загнула.
— Я вот вспомнила, что… бал скоро.
Она боязливо подняла на него глаза.
Лицо даже не изменилось в гримасе камня. Лишь одна бровь сильнее выгнулась.
— Рождественский?
— Да, — она сильнее сжала плед пальцами.
— И? Хочешь похвастаться тем, что тебя пригласил нищеброд?
— Драко! – она сурово заглянула в серые кристаллики. – Если ты не хочешь говорить по-человечески, то не надо!
Что ни тема, так нужно упомянуть Рона. Причем после драки это стало постоянным событием. Совершенно по любому поводу.
Сходила на уроки.
“С нищебродом хорошо пообщалась?”
Пошла на обед.
“Нищеброду хватило еды?”
Задержалась в библиотеке.
“Помогала нищеброду слово прочесть?”
И так было постоянно, уже который день.
— Да ладно. Правда режет глаза? – он ехидно улыбнулся.
— Мерлин, Драко! Какая правда? Я с ним даже не общаюсь, а ты говоришь про приглашение, — она ядовито ухмыльнулась в ответ, скорчив рожицу.
Он уже надоел. То ли эта забава была такая – доставать ее разговорами о Роне, то ли он задевал Драко за живое, раз тот не мог каждый час не говорить о рыжем.
Неужели он ревновал? Или не мог успокоиться до сих пор, что он проиграл? Что какой-то там Уизли уделал его?
Скорее всего, в это все и заключалась, а ревность здесь была ни при чем.