Она уже устала от него. Боялась, опасалась. Сам человек вызывал все чувства сразу, смешанные с грузом боли.
Столько плохих воспоминаний, сколько было у нее с ним, она не могла простить. Он причинил ей невероятную моральную боль. И она не позабудет об этом никогда.
— И о чем же? – она вздохнула, поправив подол мантии. – Мне кажется, я сказала тебе все, что считала нужным.
— Гермиона… Герм, — он трепетно дотронулся до ее плеча, обращая внимание на себя.
Но она подлетает, как ошпаренная, смахивая руку.
— Не смей трогать меня.
Усталость резко пропала. И пришел страх, который был в ней, как в своем доме уже.
“Герм”. С каких пор она позволила этим двоим так ее называть?
Герм.
Она им никакая не Герм, блин.
— Хорошо. Как скажешь, — он мотнул головой в знак согласия. – Я хотел попросить прощения.
Она едко усмехнулась. И поджала губы.
Давай спокойно. Ленни явно пока в нормальном расположении духа.
— Опять, что ли?
Не “опять”, а снова.
Снова этот мягкий взгляд, добрые глаза, нежные прикосновения.
Извинения.
Она сходила с ума от постоянного круга жизни. Будто все каждый день повторялось. И не было возможности выбраться отсюда.
— Я… Гермиона, я прошу только одно: выслушай меня. Ты можешь не верить и не прощать, но выслушай.
Она сглотнула.
Опять же наступит на грабли. И они стукнут со всей дури по голове за это доверие. За эти бесконечные шансы, которые она давала Ленни.
От его самого.
Черт.
И она просто кивает головой.
— Это не займет много времени, — его лица касается легкая улыбка.
Нет уж, в сотый раз она не поверит ему. Никогда больше.
Уж много раз она доверяла этим фальшивым жестам.
— Ты не против, если мы присядем? – он окинул взглядом длинные скамейки.
Она медленно проследила за ним, осматривая пустой зал. Здесь было так тихо и спокойно сейчас, так безлюдно. Только эльфы копошились где-то за стенами.
Вообще, она шла на ужин, но, видимо, запоздала. Засиделась вместе с Драко, делая уроки за двоих.
— Я слушаю, — пробормотала она, присев на пустующее место.
— Да, – он с готовностью уселся рядом.
Она на секунду закрыла глаза, вздохнув.
Ну что ж, попробуй не загрести в новую лужу лжи, Гермиона.
— Я не знаю, поверишь ли ты в то, что я сейчас скажу, но я хотя бы попытаюсь, — он обессиленно выдохнул.
— Ну попытайся.
Большой зал уже был украшен новогодними штучками: несколько здоровых елок, необычайной красоты, стояли в разных сторонах, снежинки висели на потолке, испуская искусственный снег, который, не долетая до земли, пропадал.
Все было так красиво, так празднично. А она до сих пор не чувствовала этого трепетного настроения в преддверии Рождества.
— Да… дело в том, что… я понятия не имею, как буду стараться донести до тебя эту информацию, однако… все же…
Она перевела взор с противоположного стола на парня, который походил на больного. В этом году все выглядели такими, будто прошли семь кругов Ада.
— И?.. У меня не вагон времени, — она потерла висок пальцами.
— Я понимаю, — он покивал головой. – Все те случаи, когда я причинял тебе боль… Хотя я о них не помню…
Она внимательно посмотрела на него.
И внутри что-то замерло на секунду.
Он сам заговорил об этом? Неужели?..
— Я действительно не помню, — кривая улыбка коснулась его лица. Кончики задрожали, и он опустил голову в руки. – Ничего не помню, когда делал с тобой что-то плохое.
Она в непонимании уставила на него.
Он был убитым. Таким она не видела его никогда прежде.
Он весь дрожал, как осиновый лист. Будто то, что он говорил, давалось ему с большим трудом.
— Я… Я просто знаю, что между нами произошло что-то плохое. Но, я клянусь тебе, — он поднял голову, смотря на нее долго и печально, — я вспоминаю только хорошо проведенное с тобой время и… и те моменты, когда ты почему-то злишься на меня. Но я даже не знаю, на что! Не знал тогда, — он кашлянул.
Она не понимала. Ничего из того, что он пытался произнести.
Наверное, он и сам еще полностью не понимал.
— Успокойся. И объясни нормально.
Впервые за долгое время она сказала это мягче, чем обычно. Так, словно немного потеплела. Словно на мгновение решила поверить ему.
Ведь… ведь он казался таким разбитым. Таким потерянным. И запутанным.
А она сама за этот год не раз чувствовала себя забитой и никому не нужной.
– Спасибо.
Он облизал пересохшие губы.
Настройся, Ленни. Это последний шанс доказать ей, что все это время это был не ты.
— Я долгое время не понимал, что происходит. И мне было больно от того, что ты избегаешь меня.
— Какая тебе была разница? – вылетает у нее быстрее, чем она вообще останавливает себя.
Смешок.
И отчаянные слова:
— Потому что я люблю тебя.
Тишина повисает в зале. Такая звонкая, что в ушах трещит.
Любит.
Господи, как же это не вовремя. Как же это ненужно.
Почему все эти годы никому не было дела до нее, а в этом, как гром средь ясного неба, всем вдруг припекло бегать за ней? Почему, когда у нее столько проблем, еще и проблемы чужих наваливаются? Почему, черт возьми, она постоянно чувствует себя виноватой?
Кто вообще построил ей такую судьбу? За что, блин?
— Я понимаю, — горько продолжил он, — тебе это ни к чему, — на его лице исказилась гримаса боли. – Ты любишь Малфоя, но…
— С чего ты взял? – она резко перебивает его.
— Это видно, — улыбка появляется в его глазах. — Это видно мне, потому что я все время смотрю на тебя, Герм.
Она отрицательно покачала головой. Встала.
— Извини, но я лучше пойду. Я слишком устала, чтобы слушать признания. Прости, но я…
— Нет, постой! – он в ужасе поднимается следом. – Я, я перейду к делу. Только не уходи!
И эта печаль в его прекрасных глазах.
И она возвращается на место, проклиная все на свете.
– Я лишь добавлю, что полюбил тебя с первого взгляда, поэтому…
— Ленни… — она протянула его имя.
— Поэтому никогда не смог бы причинить тебе боль. Дело все в том, что есть такая болезнь.
Он замер. Запнулся.
И моментально стух. Будто слово “болезнь” вдруг стало для него чем-то вроде смерти. Чем-то страшным и опасным.
И он не мог собраться. Потому что пелена слез стояла перед глазами. Потому что его било током.
Его предали, вся семья. Никто ему и не намекнул на эту ситуацию, а Мария… Господи, она же знала, как он любит Гермиону, но молчала.
Она молчала каждый раз, когда он недоумевал, почему Гермиона обижается. Она молчала каждый гребаный день, как чертова рыба!
Он был сам. В целом мире, будто покинутый. И ничто не могло вернуть его в прежнее русло.
— Какая болезнь, Ленни?
Теплая рука ложится на его спину и делает несколько медленных успокаивающих движений. Он кивает головой и тяжело выдыхает.
— Держи, — он протягивает раскрытую книгу. – Там все подробно описано.
Ее глаза опускается на строчки, которые будто начинают расплываться, когда она читает первые два слова: “Болезнь Арихстеля”.
Болезнь Арихстеля, как она много о ней слышала. Давно, лет сто назад, жил ученый-самоучка Арихстель Маркель, который был сумасшедшим. Всю свою жизнь он покупал детей у бедных людей, которые не могли прокормить семью. А затем ставил опыты на сиротах, пробуя на них различные выведенные вирусы и заболевания.
И болезнь Арихстеля – одна из них, причем сильнейшая в списке. Она образовывается в человеке, когда плод не достаточно созревает для родов и преждевременно рождается. В 0,1% болезнь функционирует и заражает ребенка.
Она может появиться через год после рождения, а может – через пятьдесят лет. Человек становится неуправляемым. И главное – он не контролирует сам себя. Клетки мозга полностью поддаются вирусу, который заполняет их. Человек превращается в монстра, который совершает ужасные поступки. И, что самое страшное, через пару часов он и понятие не имеет, что сделал.