— Даже так? Защищаешь его уже? — он гневно покосился назад, словно надеясь взглядом найти Ленни и убить его. — Пошла тогда нахер к нему!
— Да что ты раскомандывался?
И беспомощный вздох вырывается из груди, когда он вновь поворачивается спиной и быстрыми шагами идет прямо. Скрываясь за метелью, которая становилась стеной между ними.
— Ну Драко! — беспомощно и устало.
Это уже стало пожизненно: он обижается, она извиняется. Нормой дней.
Но все это сидело у нее в печенках. Как и то, что она, ни в чем не виноватая, бежала вслед за ним, еле поспевая за скрывающейся фигурой. Беспомощно блымкая глазами, смотря за тем, как пары вылетают из его рта.
И когда он стал курить? Новое увлечение аристократа? Или это считается престижно — пыхтеть, как паровоз?
Она бы поинтересовалась, но кто соизволит дать ответ на все это?
Грязнокровкам не понять.
Действительно: куда ей? Зачем вообще ей что-то объяснять?
Один орет, психует, потом вдруг становится чуточку милее, затем его словно огревает чем-то тяжелым, и все по кругу. Другой пол года извиняется за свое поведение, а потом затем за одну минуту все рушит. То поцелуями, то словами.
Отличный месяц, нечего и говорить. Что будет дальше — она даже представить боялась.
Тяжелая дверь с грохотом отворилась, пропуская мрачную фигуру вовнутрь, а затем тихо закрылась, словно принимать кого-то другого не хотела. Однако Гермиона с напором дернула за ручку, и та поддалась, скрипнувши при этом.
Приглушенный стук каблуков, которые отдалялись от нее, быстрым шагом поднимаясь по ступенькам. Длинная мантия, волочащаяся после хозяина, который небрежно снял ее и перебросил через плечо. Платиновые волосы, подскакивающие на его голове на каждом шагу.
Ей стало совсем не по себе. Как только они зайдут в комнату — она в этом уверена, — начнется долгая ссора, которая явно не закончится миром. И пойдет все сначала: она будет извиняться, а он обижаться. Конечно, может быть и другое развитие событий, но это было вряд ли.
Вся ругань ей уже настолько надоела, что хотелось один раз плюнуть на все и забыть этого человека. Потому что каждый день приносил все больше разочарования и боли, которая выедала всю плоть и въедалась в душу. Настолько сильно, что не было место для других чувств.
Дружба, преданность, любовь. Она, кажется, забыла, что это такое. Лишь отдаленное напоминание об этом вертелось у нее в голове — когда-то ты дружила так, что готова была отдать жизнь. Когда-то ты была настолько предана школе, друзьям, что не могла и представить, что существует кто-то или что-то, способное затмить это. А любовь…
Может, она испытывала ее сейчас. Но за страхом, утратой и вечной суетой не могла уследить это чувство.
Когда еще одна дверь, мягко коснувшись стены, открыла проход в знакомую гостиную, она еле слышно вздохнула и проследовала за ним. Прикрыла глаза. Насладилась минутной тишиной. И приготовилась слушать.
Однако ничего не последовало. Лишь скребущая тишина, которая царапала перепонки.
Он обошел кресло, сел на диван. Спокойно, не торопясь, достал пачку сигарет в белой упаковке из кармана мантии, открывая ее. Пальцы ухватились за длинный папирус. Губы коснулись убийственной палочки, и зубы раскусили маленький кристаллик.
Затянулся, выдохнул струю пара. Так, словно курил уже с десяток лет. И совсем не заботился о вреде табака.
Его глаза холодно остановились на ее лице. Он выдержано, будто ему не доставляло особых усилий контролировать себя, выдохнул еще раз и сказал:
— Мне просто интересно, — с прохладой обычного прохожего, спрашивающего у незнакомой дамы время, — все заучки такие? Или ты… — он выдержал паузу, — особенная?
Она сковано поерзала на месте.
Он пугал ее. Своим внезапным спокойствием. Лучше бы наорал, стукнул кулаком об стену. Так нет — сидел, выражая полнейшее равнодушие. И курил эту сигарету, которая уменьшалась в худых пальцах.
Он не был похожим на себя. Каким-то другим.
Растрепанные волосы, подрагивающие губы, шмыгающий нос. Порванная сверху рубаха и грязная мантия. Темные пятна на руках и одежде. И эта сигарета, что совсем убивала в нем Малфоя.
— Ну? — требовательно, но со странной выдержкой продолжил он монолог. — Чего молчишь? Или тебе сказать нечего?
Он пару раз струсил пепел, а потом, решивши, что время этого папируса пришло, выкинул его в камин. Он, прошипевши, зарылся в углях.
Драко встал. Медленно, оставив мантию на диване. И грациозно подошел к ней, стоящей у стены.
Вздохнула, дрогнула. Испуганно поджала губы.
В таком состоянии она его еще не видела: слишком убитый, потерянный.
Сильный запах от сигарет ударил ей в лицо, как только между ними осталось меньше десяти сантиметров. И она поморщилась, скривив губы, потому что терпеть не могла этот дым.
— Что такое, солнышко? Я больше некрасив для тебя? Страцкий лучше?
Он подходит еще ближе, заслоняя тощую фигуру своей. Наклоняется, заставляя ее сглатывать, прикрывая глаза от неприятного запаха.
— Отойди, пожалуйста.
Она устало смотрит на него. И молча шевелит губами.
Отойди.
Неприятно, противно. До жути противно. Почти так же, когда Страцкий подходит к ней и…
Боже, он действительно сделал это сегодня. Поцеловал. И не просто прикоснулся губами, а поглотил ее полностью, словно Гермиона — его собственность.
И да, ей было слишком обидно, чтобы держать все это в себе. Чтобы дать разуму заговорить.
Просто маленькие слезы, выступившие на глазах. И, слава Мерлину, всего лишь застрявшие на темных ресницах.
Рука твердо упирается в его грудь и отталкивает парня в сторону. Она быстро проходит вперед, смахивая капли одним пальцем.
Че-ерт. Поцелуй. Он был слишком сокровенным. Это было что-то для нее, чем нельзя было разбрасываться. Что-то, что должно было принадлежать одному человеку.
А получилось иначе. И теперь ей было тошно даже думать о том, чтобы поцеловать кого-то вновь.
Она с силой отворяет дверь в ванную и влетает. Почти падает возле крана. И с громким воплем опускает руки, чтобы открыть воду.
Холодная, разрывающая кожу на тысячу иголок вода стекает по запястью, локтю и падает на пол. Мочит одежду, которая моментально повисает на девушке длинными патлами.
Она судорожно вдыхает, пытаясь, чтобы ни одна слеза не скатилась по ее щекам. Большой ком с болью сжимает горло.
Почему?
Этот вопрос не давал ей покоя весь этот год.
Почему она стала старостой старост? Почему она влюбилась в Малфоя? Почему она так быстро забыла о друзьях? Почему ее отец? Почему у нее эти ссоры? Почему ее должны убить? Почему ее хотят изнасиловать? Почему ее “парень” попадает в больницу? Почему из ее “круга общения” есть человек, который болен?
Почему вообще эта жизнь досталась ей?
И почему эти слезы вновь разрезают ее лицо? И рыдания вырываются из глотки, заполняя всю гостиную жалостью.
Она осела, упала. Ударилась головой об кафель и тихо взывала.
Глотала соленую жидкость.
И, черт, ей было так плохо, что ни одна живая душа не смогла бы помочь.
А он стоял вдали, смотря на то, как ее тело извивается на полу. Как мокрая куртка почти душит худую шею. Стоял и молча хлопал светлыми ресницами, закуривая очередную сигарету.
Больно? Ему тоже было больно. И он мог представить себя на ее месте. Но продолжал выдыхать убийственный дым.
Убийственный? Сигарета была малой частью того, что действительно смогло бы убить его или ее, например. Потому что были вещи, были люди, гораздо опаснее, чем маленькая белая палочка, которая догорала в его руках.
Он снова выбрасывает ее в камин и медленными шагами проходит в ванную, где, скрутившись, забившись в дальний угол, плакала она.
Успокой ее. Тебе же ничего не стоит сделать это.
И он подступает ближе, присаживаясь около нее, его девушки.
Это осознание пришло настолько мгновенно, как и то, что его руки обхватывают ее спину, прижимая ее к себе.