— Нет.
И все.
Силы слишком быстро покинули ее. Голова отключилась, и все исчезло.
Тело опадает в его руках, а голова кренится в сторону. Руки разваливаются, а ноги безжизненно лежат на полу.
О, Боже, нет.
— Гермиона!
Он встряхивает ее, с ужасом глядя на маленькое тельце, которое полностью растворилось отсюда. Спокойно покинуло мир, не сказав ничего на прощание.
Но как же?..
Мерлин, как же все?
Его рука застывает на густых волосах, крепко держа их. Пальцы медленно передвигаются к ее лицу, касаются губ.
— Герми, прошу тебя.
Но она не отвечает. Не движется. Не дышит.
Гермиона?..
Он замирает. Будто его оглушили. Смотрит на туловище в своих руках и как-то отстраненно понимает, что они дрожат. Что везде течет кровь. Что он находится в своем доме.
Драко откладывает тело девушки в сторону и поднимается на ноги. Берет палочку с пола и идет обратно, откуда пришел. Поворот, по коридору прямо.
Странно. Он не слышит ни стука каблуков, ни собственного голоса, ни криков в доме.
Или все закончилось?
Он заходит по выломанной двери в большой зал. Туман полностью рассеялся, и теперь можно было отчетливо видеть погромы: сломанный камин, сожженный стол, переломанная другая дверь, разбросанные стулья. И повсюду, будто река вышла из берегов, текла алая жидкость. Она попадала под ноги, растекалась мимо лежавшей мебели и мертвых тел.
Несколько миротворцев сухо глянули на Драко, вытирая пот рукой. Они что-то говорили, но он не слышит и слова. Лишь хмурится, чтобы расслышать хоть что-нибудь. Однако бессмысленно — тишина, с которой он попал сюда, продолжала быть с ним, будто не хотела покидать.
Один из авроров устало и понимающе кивнул, с презрением глянув на парня, а затем его губы вновь пошевелились.
Драко провел взглядом по залу, рассматривая тела. Долохов, старший Нотт, кто-то из Министерства, Яксли, которого он сразу как-то и не заметил и…
Он остановился. Еще раз прошелся глазами по белому лицу мертвого человека. И понял, что не может стоять, куда-то заваливаясь.
Кто-то из авроров подхватил его, вновь крича кому-то. В ту же секунду подлетел другой человек, перенося за собой носилки. Его насильно усадили туда, пока он не мог оторвать взгляда от белых длинных волос, которые медленно перекрашивались в ужасный цвет, своего отца. Толкнули в плечо, и он завалился на твердую платформу.
Его куда-то несли по ступенькам, многочисленным коридорам, проходам и комнатам. Пока он не оказался на холодной улице, где мелко шел снег.
— Куда их несут? — его слуха коснулся чей-то неприятный голос.
— Девчонку и Малфоя? — аврор хмыкнул. — Хотят телепартироваться в клинику.
— Ты видел этот туман?
— Я-то не только видел, но еще и чувствовал. Он, зараза, ядовитый. У каждого свой эффект вызывает: у одного глаза перестают видеть, у другого кровь из ран хлещет, а у третьего отключается мозг, и он не соображает, что происходит вообще. Хоть убивай — ему будет все равно.
— Серьезно?
— Ага, — он кивнул на носилки, где мирно лежал Драко. — У этого, видимо, такая же фигня. Видал, как реагировал на трупак отца? Чуть пошатнулся в сторону, и все тебе.
— Да уж.
И глаза парня сомкнулись от усталости.
Комментарий к Часть 20
Дорогие читатели, хочу предупредить, что это глава является предпоследней в данном фанфике.
Приятного прочтения и хороших летних дней:)
Оставляйте, пожалуйста, комментарии — автору это важно.
========== Эпилог ==========
Эпилог, длинною в жизнь
1996
Тишина окутывала, приятным одеялом накрывая голову. Тишина обнимала, даря спокойствие. Тишина теплым воздухом проникала в тело, залезая в голову.
Тишина, она была везде.
Она стала уже чем-то родным, чем-то, что всегда было рядом. Кажется, так близко, что, только шевельни пальцами, она снова будет где-то поблизости.
Стоит только протянуть руку, и она вернется. Как к слепому, как к глухому.
Только попроси.
И она просила. Столько раз, что можно было бы запросто сбиться со счета.
И она сбивалась. Каждый раз, когда распахивала глаза. Каждый раз, когда видела эту пустоту, застывшую перед ее лицом.
Такую привычную, что не хотелось просыпаться. Не хотелось дальше существовать.
Потому что была только она — чертова пустота. Но с тишиной девушке удалось подружиться.
Это душащее опустошение давило на голову. Сдавливало изнутри. Заставляло просыпаться по сто раз за ночь и лежать в кровати днями без единой мысли.
Старая дыра, которая увеличивалась в ее теле, стала слишком большой. Такой, что можно было утонуть в ней целиком.
И она давно уже утонула.
Почти утонула.
Потому что один человек не давал ей этого сделать. Изо всех сил старался привести ее в чувства, ограничить от этого ревущего чувства внутри: одиночества.
Но она не нуждалась в этом. Ей было так привычно, так жизненно лежать в постеле и часами смотреть в большое окно невидящим взглядом.
Потому что…
…черт возьми, так было проще.
Так было в миллиард раз проще, чем если бы она стала думать. Стала бы осмысливать что-либо.
Но ведь когда-то придется это сделать. Когда ее выпишут из больничного крыла и отправят на занятия, которые начнутся после каникул.
Что тогда будет, она не знала. Лишь представляла, как, держа в руках порванное платье, цвета бушующего моря, идет по длинным коридорам. Которые будут бесконечными. Которые будут тянуться так долго, что она успеет обдумать все то, что и не хотелось бы.
Пройдут, наверное, сутки, когда она дойдет туда, куда не хотелось бы. Продиктует старый пароль, который отдаленно промелькнет в ее сознании. Зайдет в гостиную, где будет мирно гореть камин, где тепло охватит полностью.
И тогда, наверное, она впервые заплачет. Когда поток слез выльется из глаз, бурлящим океаном.
Просидит на диван не час и не два. А до тех пор, пока не зайдет Ленни и не скажет, что пора завтракать. Не отведет ее вниз, заботливо усаживая за стол. Не заставит есть одну ложку за другой.
И она будет пережевывать еду, не чувствуя вкуса. Не чувствуя абсолютно ничего.
И, наверное, Ленни будет что-то говорить ей. Но она, конечно же, не услышит и слова, потому что ноги будут нести туда, в их Башню. В его комнату, где, зарывшись в его простыни, станет вдыхать запах шоколада.
А пока — она всего лишь лежала в больничном крыле, завернувшись в теплое одеяло.
— Герм, я же знаю, ты слышишь меня. Герм, мы же договорились. Если ты не сделаешь то, что я говорю…
— Ты не прочитаешь мне его письмо, — стеклянный взгляд остановился на лице, которое стало противным за эту неделю.
— Правильно. Молодец. А теперь вставай.
Ленни заботливо наклонился, приподнимая подушку.
— Вставай, Гермиона.
Она, оперевшись о локти, привстала, облокотившись о заднюю часть кровати. Парень улыбнулся, доставая поднос, где стояла тарелка с кашей, яблоко и стакан воды.
— Это твой завтрак.
Она пробежалась глазами по еде и отрицательно покачала головой, когда он поставили все это ей на колени.
— Что? — устало спросил Ленни, кивнув.
— Это слишком много.
— Много? — громко воскликнул он. — Это меньше, чем может съесть трехлетний ребенок.
— Я не хочу.
Ее ладонь уперлась в поднос и отодвинула его в сторону. Она прикрыла глаза, склонив голову к бортику кровати.
Она снова хотела спать.
— Гермиона! — он дернул ее за плечо. — Не начинай! Здесь три ложки каши и одно яблоко!
— Мне все равно, — она ударила по его запястью, вновь прикрывая веки.
Сонливость посещала ее даже чаще, чем тишина, потому что последняя стала покидать ее.
Почему-то. Зачем-то.
И мешал этому Ленни, который чуть ли не сутки напролет сидел с ней, будто прикованный. Он даже остался здесь на каникулы, чтобы быть с ней.
А лучше бы уехал.
Тогда, может быть, она умерла от голода или тишины.
— Ты опять за свое? Мы договаривались, — зло.
Вздохнув, она устало смотрит на бледное лицо Ленни.