Что в сердце злых страстей умолкнул глас мятежный,
Что дружбы наконец отрадная звезда
Страдальца довела до пристани надежной.
Я мнил покоиться близ верных берегов,
Уж издали смотреть, указывать рукою
На парус бедственный пловцов,
Носимых яростной грозою.
Снова стихи, уже выученные на память. Снова суббота, обведенная в календаре красным кругом. Снова она, все такая же грустная.
Ледяной ветер терзал, больно ударяясь в спину. Она сидела, чуть ли не скрутившись пополам, натягивая воротник от свитера на горло. Зимнее пальто больше не согревало. И становилось как-то слишком холодно.
Сколько она здесь сидела, даже не знала. Просто пару минут, просто несколько часов.
А какая, впрочем, разница?
Что ее ждало в этой жизни? Пустая квартира, открытые окна и выключенный камин?
Именно эти вещи. И ничего больше.
Никого больше.
Да она, собственно говоря, и привыкла.
Громкий будильник. Утренняя ванна. Быстрый завтрак. Работа. Вечер. Телевизор. Книга. Ночь. Утро. И все заново.
Как в долгом сне, который продлится всю жизнь.
Всю эту нескончаемую жизнь.
Она точно поняла, что не нашла себя в этом мире. Что ее, в общем-то, и нет в нем. Потому что жила она прошлым, а настоящее текло слишком медленно, что само слово звучало для нее, как “вечность”.
Четыре года после его отъезда она провела так — вроде бы, существуя, а вроде, и нет. Конечно, тот год, когда была война, ее мысли вытеснили более важные проблемы, но Драко не заставил себя ждать. И, как только Темный лорд был повергнут, его образ вернулся. Словно напоминая, что никогда не уйдет из ее головы. Никогда не оставит ее мысли.
Всегда будет рядом.
Но не Драко. А этот глупый образ, который всегда стоял перед ее глазами.
Ей даже порой казалось, что она видит его глаза, разных оттенков серого. Чувствует теплые руки на плечах. И ощущает его запах на своей коже.
Но ей только казалось, потому что оказывался кто угодно около нее, но не Драко. Что угодно, но не его глаза. Не его руки. Не его запах.
Она дотронулась пальцами холодного мрамора.
Только он успокаивал ее в эти года. Только он дарил радость и заставлял жить дальше, радуясь жизни.
Но судьба даже его у нее забрала. Так быстро, не предвещая ничего. Но, видимо, когда отправлять людей на небеса решали не земные жители.
— Ленни… — замерзшие пальцы погладили фотографию, с которой на нее смотрел спокойно улыбающийся парень.
Здесь у него была та улыбка, настоящая.
Его улыбка.
— Я так скучаю по тебе. Ленни…
И только тишина служила ей ответом.
Хотя, кажется, эта спутница была единственной, кто еще не покинул ее на этому пути.
— Мне очень тяжело без тебя здесь.
Было настолько трудно просыпаться и не видеть утреннего письма от Ленни. Идти в больницу и слышать ответ лекарей, что этого пациента у них давно нет. Читать книги и не видеть восхищенного лица перед собой, которое воодушевлено поэзией.
Не было того, кто боролся за свою жизнь, помогая тем самым Гермионе поддержать свою. Помогая ей жить.
А теперь…
…теперь она могла читать послания от Драко и смотреть на фотографию Ленни, намертво прибитую к его могиле.
И это все, что осталось у нее от двух людей, разных между собой. Они были теми, кто приносил ей столько страданий и боли, что, казалось, простить нельзя. Но и оставались теми, кто дарил миллион радостных моментов, и все плохое забывалось.
Она нуждалась в холодном взгляде Драко, который теплеет при виде ее. В его длинных руках, которые сильно обнимают ее и прижимают к себе. В тонких губах, что целовали ее в шею, в ключицы, в плечи. В грубых словах, которые не стоило воспринимать всерьез. В вечных шутках, служивших ему защитной реакцией.
И, конечно, вкуса кофе на языке. Когда ты почти трогаешь его, пробуя его, пока Драко целует тебя.
Ей необходима была улыбка Ленни, самая счастливая и добрая на свете. Его глаза, в которых всегда искрилось счастье. Его слова, что всегда подбадривали в тяжелые моменты. Его настойчивость, которая не раз спасала ее из безвыходных ситуаций. Его забота, которую она и за сто лет жизни не смогла бы вернуть. Его любовь к поэзии.
Его немыслимая любовь к Гермионе.
— Я просто надеюсь, что тебе там хорошо… — она наклонилась к могиле, прикасаясь губами к его фотографии.
И вместо тепла, которое стало для нее неизвестным ощущением, холод мрамора дарит ей ответный поцелуй.
— Я люблю тебя, Ленни. Я люблю тебя так сильно, как только вообще возможно.
Она прислонилась лбом к его лицу, которое все также спокойно смотрело перед собой.
И не было ответа. Только холодный ветер завывал, поднимая вьюгу. И она была снова одна. Снова сама.
Она и тишина, которая никогда не покидала ее.
Стоит только протянуть руку…
2001
Перо царапало пергамент, пока рука выводила красивые буквы, до такой степени аккуратные, что нельзя было не подметить, насколько почерк красив.
Наверное, это перешло ей от матери, которая еще с рождения писала каллиграфически.
Что ж, можно приписать это к многочисленных дарам Гермионы. Она усмехнулась, прокрутив эту мысль у себя в голове.
Да уж, одареннее некуда.
Она отложила длинное перо с белой окраской и бережно запечатала конверт. Улыбнулась сидящей около нее сове и вложила в ее клювик листик.
— Ты сама знаешь, куда его доставить.
Девушка устало выдохнула, продолжая дарить улыбку животному, которое терлось головой о ее пальцы.
— Туда, откуда прилетела.
Маленькое животное взмахнуло крыльями и вылетело через открытое окно, которое пришлось сразу же закрыть, потому что сильный ветер бил в комнату, и становилось невыносимо холодно.
Она натянула домашние лосины пониже и застегнула последнюю пуговицу своей пижамы, закрывая горло. Она поежилась, выходя на свою кухню.
Здесь действительно было уютно и по-домашнему спокойно. Нежно-розовые стены, пастельные тона на кухонных тумбочках. Прозрачный столик с двумя белыми стульчиками. Большое окно с белоснежными занавесками.
Она не сразу полюбила свой дом. Вначале, когда она только купила его, она не могла выйти из дисперсии. Это как раз было после войны, когда мысли о Драко утроились в своей силе.
Раздражало ее буквально все: начиная от чашек и заканчивая креслом в центральной комнате. Но это было, наверное, от того, что одиночество практически сгрызало ее.
Сейчас все было по-другому. Можно сказать, что после смерти Ленни ей понадобился месяц или два, чтобы восстановиться.
Один раз, когда она вновь плакала, идя от его могилы, по улице, к ней подошел молодой парень. У него была достаточно приятная внешность, но то, что запомнилось ей больше всего, — это глаза. Они были цвета зеленой травы, которая только выросла. Настолько яркие, словно их освещало солнце.
Он мягко дотронулся до ее плеча, улыбнувшись.
— Вам плохо?
— Да, мне плохо. — Она выдернула руку, собираясь уйти. Потому что не было ни сил для разговоров, ни желания.
К тому же, стоял уже привычный для нее мороз.
— Нет, подождите, — он стал перед ней, не переставая улыбаться. — Я из фонда помощи больным людям. Или тех, у кого все потеряно.
— Я не нуждаюсь в помощи, — она вытерла слезы руками и постаралась обойти его стороной, когда он снова настойчиво встал перед ней.
— Но мы дарим людям счастье, — его глаза светились от радости, которую она не могла понять.
— Не нужно мне ваше счастье.
Она зло смотрела на то, как даже после этого улыбка не сползла с его лица. Кажется, он еще больше ободрился, хлопнув в ладоши.
— Хорошо. Не хотите — не нужно. — Она облегчено выдохнула, собираясь уйти. — Только помните, что за жизнь нужно бороться. И ее стоит прожить так, чтобы в старости не жалеть о потраченном времени.
И это заставило ее задуматься. Тогда, стоя под снегом, на улице Лондона. И она продолжала находиться там, перед витриной магазина, наверное, с час или два. Когда парень уже ушел, село солнце. Она все стояла и думала.