Девушка вопросительно проследила за его жестом, приоткрыв рот.
И, черт, его сердце, кажется, выскакивало из груди.
Он не волновался так уже четвертый год. Потому что, наверное, это был самый главный выбор в его жизни.
И он был готов.
Это ведь сделает ее счастливой.
Это ведь сделает тебя счастливым. Впервые за столько лет ты будешь счастливым.
Проводит древком по воздуху с одной стороны крыши на другую, будто чертя квадрат.
Миллион свечек, которые он скрыл невидимым заклинанием, зажигаются, освещая крышу мягким сиянием. Каждая, до единой, испускает красноватый свет, колыхая огонек над собой.
Гермиона, приоткрыв рот от изумления, осматривает крышу, которая за секунду преобразовалась.
— Мерлин… Что это?
Ее глаза в мгновение засветились искорками, и она, прижимая руки ко рту, удивленно смотрела на Драко.
А у того ноги подкашивались от волнения.
Давай, черт возьми.
— В Париже,
Когда цветет любовь… — полился тонкий голос из радио.
Длинные пальцы смыкаются на футляре, и внутренний голос, как заведенный, шепчет: “Давай же!”.
— И длится это на протяжении недель,
Два сердца улыбаются друг другу,
Потому что они любят друг друга, — продолжала петь женщина тихо, словно боялась нарушить их тишину.
— Драко?.. — Гермиона дрожащими пальцами протянула к нему руку, однако вместо этого…
…Мерлин.
Он опускается вниз, становясь на одно колено. Пальцы вытягивают подарок из кармана штанов.
Щелк, и синий футляр раскрывается. А там необычайной красоты кольцо.
Золотое ручной работы. Маленькие белые камни покрывают его половину, а внизу красуется тонкая линия надписи “Малфои”.
И у нее чуть ли не сносит голову при виде кольца. При виде этого невероятного кольца, которое светилось блеском.
Оно светилось бы даже без этих свечей и огоньков на Эйфелевой башне.
— Драко… — дрожит ее голос.
— Тише. Молчи, — почти грубо.
Потому что…
…блин, сконцентрируйся!
Не испогань что-то хоть один раз за эту чертову жизнь.
Малфой, мать твою.
Соберись.
А у нее уже слезы стоят в глазах. И, кажется, что легкий ветер сносит ее куда-то далеко, с этой крыши.
Она не могла поверить. Не могла даже подумать.
Неужели это правда? И он?..
— Будь моей навсегда, Грейнджер, — серые глаза впиваются в нее тяжелым взглядом.
И от этих слов она действительно улетает. Выше, чем стояла Эйфелева башня, дальше, чем была Англия.
— Что? — почти шепчет она.
Две слезы стекают из ее глаз, струей сбегая по лицу вниз. Руки, которые словно прилипли к лицу, дрожат, прикрывая рот.
— В Париже, — сквозь туман прорывается голос женщины из радио.
Давай же.
Малфой.
— Я хочу, чтобы ты стала моей навсегда. Ты выйдешь за меня?
И она бросается к нему, вдыхая его запах, обвивая шею руками. Слезы стекают по лицу, и свечки расплываются перед глазами, как яркие светящиеся огоньки.
Закрывая ресницы, она громко плачет, сжимая пальцами его пиджак. Стоя на одном колене, он нежно убирает ее от себя, нервно смотря на мокрое лицо.
— Грейнджер, — строго, — ответь мне.
И ответом служит страстный поцелуй и губы, которые впиваются в него.
— В Париже
Четырнадцатого июля
При свете фонарей
Все танцуют на улицах
Без остановки
Под звуки аккордеона.
2010
Страницы переворачивались каждые две минуты, перебрасываясь на левую часть стола. Перо, которому периодически зачитывали длинный текст, строчило, как ненормальное, пытаясь поспеть за прохладным голосом. Папки, неаккуратно разбросанные по столу, постоянно подскакивали, как только очередная книга падала не в нужном месте.
Она молча сидела на мягком диване, обделанным темно-зеленой кожей. Большие подушки располагались по бокам, и она, опираясь на одну из них локтем, молча наблюдая за тем, как кипит работа напротив нее.
И, честно говоря, радовалась, что не занимала такой высокой должности в Министерстве и могла в выходной день почитать легкую книгу, отдыхая от тяжелых будней.
Или периодически поднимать глаза на покрасневшее лицо Драко, который вот уже битый час пытался сделать какую-то очень-Гермиона-не-мешай-срочную работу, зарывшись рукой в волосы, которые уже более-менее приобретали старый платиновый оттенок.
Ей, конечно, нравился старый цвет волос, потому что это как-то выделяло Драко из толпы. Конечно, помимо красивой внешности и взгляда, который убивал все в округе.
Уж он-то точно остался у Малфоя. Причем, кажется, увеличился в процентах пугани людей. Хотя она точно и окончательно заметила перемену в его глазах, когда он видел ее.
В нем нельзя было прочесть бесконечную нежность, трепет и тепло. Он, как всегда и было, с легкой прохладой здоровался с ней, заходя в дом, целовал и, бросив сумку на пуфик, проходил в дом. Однако она отчетливо замечала, что в серых кристалликах светится любовь, которую он дарит ей.
И пусть все это было не так, как в типичных мелодрамах, где он приходит с работы, принося в руках цветы чуть ли не каждый день, ей было не нужно это. Ни сто и одна роза, ни дорогущие подарки, которые стоило состояния, ни пафосные выходы в рестораны, где можно потратить больше, чем в казино.
Хотя, конечно, они довольно часто выбирались в подобные заведения, и в эти моменты Гермиона чувствовала себя настоящей королевой. И это было так прекрасно — идти в красивом платье, держа за руку мужа и целуя своего сына в лоб, интересуясь, за какой столик он хочет сесть.
Особенно ее радовало, когда Драко мог прийти после работы с ехидной улыбочкой, которая могла означать, что они приготовили ей какой-то сюрприз. И тут, как по щелчку пальцев, сын выбегал из комнаты, неся ей свой новый рисунок, а Драко дарил что-нибудь необычное.
И ей было все равно, какой это именно подарок. Главное, что самые любимые мужчины в ее жизни так старались, чтобы сделать ее счастливой.
И, наконец-то, она действительно было таковой: счастливой. Просыпаясь с первыми лучами солнца, пихая сонного Драко, чтобы тот вставал на работу. Заливаясь смехом, когда он морщил нос, пытаясь закрыться подушкой, чтобы она его не доставала. Улыбалась, когда он уходил в Министерство, а она, находясь в декрете, пока Уильям не поедет в школу, готовилась вместе с ним к поступлению в Хогвартс. Игриво облизывала губы, когда Драко страстно целовал ее в шею и бросал на кровать. До невозможности любила, когда они гуляли по парку. Втроем. Когда они разговаривали, пока сын собирал листья, лепил снеговика или игрался с другими мальчиками. Ругалась на них, когда те начинали дурачиться при всех людях или дома. С умным видом читала сыну на ночь сказки, когда он был маленьким, а потом целовал его в щечку, желая спокойной ночи. А еще она не могла без слез смотреть на то, как прекрасно летает ее сын на метле, взмахивая маме рукой с воздуха.
Любила. Все это она правда любила до потери пульса и не представляла, как смогла бы жить хотя бы без чего-то из этого списка. Потому что все, что было связанно с Драко или Уильямом, было слишком глубоко в ее сердце.
Она с улыбкой посмотрела на раскрытую книгу и подумала о том, что читать ее сейчас смысла не было. Мысли слишком сильно улетали через еле открытое окно, за которым моросил легкий декабрьский дождь.
— Когда ты закончишь? — мягко посмотрела она на Драко, который тупо глядел на пустой лист уже несколько минут, не обращая внимания на застывшее перо, которое должно было писать под его под диктовку.
— Не знаю. У меня много работы, — он устало посмотрел на нее, с отвращением сдвинув рукой бумаги.
— Доделай завтра, — она закрыла книгу, откладывая ее в сторону.
Драко отрицательно покачал головой, снова опускаясь глазами в тонны бумаг.
Она не понимала, зачем надо было настолько сильно трудиться, чтобы в субботу сидеть за столом и работать. Конечно, это было крайне важно, но он уже слишком сильно нуждался в отдыхе.