Девушка мягко встала с дивана, передвигаясь почти бесшумно. За совместное время, прожитое с Драко, она научилась это делать так, чтобы он не фыркал возмущенно, просыпаясь от громких шагов.
— А я приготовила твой любимый торт, — мягко сказала она, присев на край его стола. — С вишней и клубникой.
— Ты думаешь, что я променяю договор с министром на твой торт? — ехидно улыбнувшись, спросил он.
— Конечно! — захихикала девушка.
— Ты слишком сомневаешься.
И он снова опустил глаза в свои бумаги. Снова принялся читать текст для самопишущего пера, который забегал по листку.
Она сидела в декрете вот уже почти пять лет и каждый день сталкивалась с тем, что Драко был до невозможности занятным. Утро ли это, когда он грубый спросонья и пытается собраться на работу, шипя на Гермиону. Днем ли это, когда он бегает по встречам с важными людьми. Вечер ли это, когда он возвращается уставшим, и все, на что его хватает, это поужинать и послушать истории жены про день или же чуть-чуть поиграть с сыном. Выходной ли это, когда Гермиона-это-очень-срочно-дай-поработать.
И не оставалась времени на нее. Хотя, конечно, они выбирались на прогулки, сидели в кафе, ходили к ее родителям и его матери, водили сына в парки или развлекали его.
Но…
…черт, ей не хватало его. Слишком сильно.
Было ощущение, что вот он, совсем рядом. Ты даже можешь дотронуться до него, поговорить. Но, каждый раз, когда ты тянешься к нему рукой, ты натыкался на стеклянную стену.
На чертову стеклянную стену, которую не мог сдвинуть с места. И, кажется, человек, находящийся напротив, вовсе не нуждался в том, чтобы разрушить ее.
Она знала, что Драко любит ее. Это было тем неоспоримым фактом, как то, что она — Гермиона Грейнджер. Однако то, что он не проявлял эти чувства, не давали ей спокойно жить.
Понимания не всегда хватало. И она уже давно перешла тот уровень, что его теплого взгляда было более, чем достаточно.
И, самое обидное заключалось в том, что она тянулась к нему, как только могла. Она давала ему столько внимания, сколько требовалась. Она делала все, чтобы ему было приятно.
И это проявлялось в разных вещах: начиная с приготовления его любимых блюд и заканчивая тем, какие простыни стелить на кровать. Что надеть и куда пойти.
Ей нравилось это — оставлять выбор за ним. Она, тем самым, подчеркивала то, что он мужчина в доме. Однако почему он никак не показывал, что она женщина? Что она мать?
Было безумно приятно получать подарки, видеть благодарный взгляд после того, как она что-то сделала для него, знать, что он дорожит ею.
И все же…
…он никогда не говорил, что любит ее.
Никогда в жизни он не сказал ей этого.
Ни тогда, когда вернулся из Малфой-Мэнора. Ни тогда, когда он делал ей предложение руки и сердца. Ни тогда, когда они женились, одевали друг другу кольца и уединялись в уютном доме. Ни тогда, когда она сказала ему, что носит его ребенка. Ни тогда, когда родила Уильяма.
Ни тогда, когда…
Да никогда.
Словно это слово не было нужным. Будто это что-то вроде “привет”, которое можно говорить, а можно — нет.
Но это было не так. И она отчаянно нуждалась услышать хотя бы раз в жизни это чертово люблю. Хотя сама уже сотню раз говорила это ему и…
— Грейнджер, я знаю.
— Я тоже скучал.
— Моя девочка.
Все, только не ответное “Я люблю тебя”.
И, хоть убей, она не понимала, с чем это связано. А спросить все никак не решалась. Потому что если это говорить не хочется, то смысл человека просить это сделать?
Она не раз слышала, как он, сидя у кровати сына, или играя с ним в саду, говорил: “Я люблю тебя, Уил”. Или: “Самый любимый Уили”. Или: “И я тебя люблю, сын”.
И она была счастлива, что они буквально бредили друг другом, потому что любовь отца и сына очень важна.
Однако чем она не заслужила одно единственное слово?
Она посмотрела на хмурое лицо Драко, который до сих пор диктовал что-то перу, и молча вышла, заметив, что он даже не спросил, куда она пошла.
2017
— Я проверила все десяток раз, — в спешке пробормотала она, косясь на сумку мальчика.
Толпы людей проходили мимо с разными эмоциями: одни смеялись и радовались, другие с печалью смотрели на своих детей, третьи на что-то ругались.
— Да. Если я что-то забыл, то ты пришлешь мне это сразу же, — он закатил глаза, с интересом рассматривая длинный поезд, конца которого не было видно.
Это фразу она повторила ему раз сто, пока те добирались до вокзала. И каждый раз делала серьезное лицо, будто оно могло повлиять на настроение мальчика или сделать его более серьезным. Однако это только больше повышало его желание поскорее уехать из дому в школу, где не будет ни взрослых, ни бабушек с дедушками. Только он и друзья-мальчишки.
— Он же не маленький, Герм. Успокойся, — равномерно проговорил Драко, улыбнувшись мальчику.
— Да, пап! — весело засмеялся тот, когда отец потрепал его по платиновым волосам.
Девушка выдавила улыбку в ответ, строгим взглядом окидывая из двоих, которые делали вид, что все это ничего не значит.
И все же удивлялась, как можно так спокойно относиться ко всему? Скорее даже, равнодушно.
— Вы хоть понимаете, что?.. — строго начала она, но крик сына заставил ее замолчать.
— Мама! Это она, — восторженно дернул он ее за рукав дорогой рубашки.
В глазах пробежал нескрываемый интерес, когда палец в воздухе ткнул на какую-то девочку, шедшую вслед за родителями.
— Это Кристина. Ма, она такая классная, — он с азартом посмотрел на Гермиону, которая была всего на голову выше собственного сына.
Улыбка коснулась ее лица, когда она, хлопнув Уильяма по плечу, услышала его звонкий смех.
— Ты обязательно ей понравишься, — ответила она ему, погладив сына по голове. — Но ты же помнишь, зачем ты едешь в ту школу?
Она повернула сына к себе, который с интересом оглядывался по сторонам, с восхищением рассматривая учеников, которые уже были на старших курсах. Они снисходительно смотрели на малышей, величественно проплывая мимо.
Гермиона нежно посмотрела на сына, чувствуя, что уже через пять минут будет рыдать во всю, наблюдая за тем, как отправляется поезд и забирает ее мальчика на такое долгое время.
У него были платиновые волосы, оттенком точь-в-точь, как у отца. Хотя у последнего они перестали быть такими после пяти лет побега в других странах, мальчику они передались. А все остальное было в нее: такой же маленький носик, тонкие губы, милая улыбка. Правда глаза были смешанного цвета: серо-карие.
Как же она любила его. Она даже представить себе раньше не могла, что такая любовь вообще существует.
Стрелка на часах встала прямо, и по вокзалу прошел оглушительный гудок.
— Кажется, мне пора, — весело сказал мальчик, оборачиваясь к родителям. Улыбка коснулась его белого лица. Азарт блестел у него в глазах, и было видно, как ему не терпелось поскорее пообщаться с новыми друзьями.
— Уил, — нежно начала она, — мы с папой тебя очень любим. Если что-то случится, ты сразу пиши. Ты меня понял? — строго добавила она.
Он коротко кивнул, бросил взволнованный взгляд на поезд, который уже выпускал пар.
Драко смотрел на то, как оживляется Уил перед новыми знакомствами, и невольно вспоминал себя: как первый раз перешагнул через стену, как нетерпеливо поцеловал маму в щеку и, получив нежный пинок по голове от отца, побежал к поезду. Как, гордо поднимая подбородок, шел по коридорам и думал, где бы ему сесть. И как тогда впервые попал к Гойлу с Крэббом.
— Мой мальчик, — она наклонилась в Уильяму, поцеловала его в щеку.
Драко, до этого стоявший с мягкой улыбкой, обнял сына, потрепав по платиновым волосам.
Уильям — был их собственное отражение.Не нужно было проверять ничего, чтобы понять, чей он сын.
Он был уверен, что мальчик будет пользоваться популярностью, что будет прекрасно учиться и заведет друзей.
Уил был самым лучшим.
Он не был похож на собственного отца, который сейчас обнимал сына, смотря на свою жену, что еле сдерживала слезы.