Девушку пытали, резали на части, убивали. Выкачивали из нее все, до последнего всхлипа, до последней капли крови. И парню приходилось смотреть на это откуда-то издалека. Будто ему снова показывали: ты - никто и ничего сделать не можешь. Это было безумием. Драко был безумцем.
Слизеринцу это напоминало кошмары с матерью. Кошмары, в которых он также стоял в сторонке, наблюдая за изощренным убийством. Ему можно было делать все: уйти, кричать, плакать, бить по стеклу. Все, кроме того, что спасти мать или девушку. И это было его личным ужасом, от которого теперь никто не защищал.
Его так же настораживал тот факт, что ему снились кошмары, когда Нарциссе было плохо. Они будто предвещали что-то плохое. Что-то, что двигалось на миссис Малфой смертельным обручем. Значит, эти сны могли указывать на плохое будущее у Грейнджер?
Гермиона - беззащитная, беспомощная, слабая, рыдающая перед ним, такая хрупкая, словно тончайшее стекло. Задачей парня было не дать ему разбиться. Одно прикосновение, и она разлетится на миллионы острых, как бритва, осколков, врежется в каждую часть его тела. И будет мучить, разрывать изнутри, до того, как Драко проснется. До того, как будет судорожно метаться по кровати, смахивая слезы, борясь с подступающей к горлу тошнотой.
Затем он поднимется, шатаясь из стороны в сторону, держась за стены, что ходят ходуном из-за адской головной боли. Она заполняла каждую клеточку, не давая соображать. Мысли стягивались в один тугой пучок, который уже было непосильно распутать шестнадцатилетнему парню.
Дрожа от озноба, стирая капельки пота со лба, Малфой подойдет к соседней двери, приоткроет ее… Прижавшись к дереву, услышит тихие всхлипы, сбившееся дыхание. От этого станет легче, но всего на секунду, пока Драко не поймет, что реальность не так уж и сильно отличается ото сна. Наяву она так же страдает, пусть не физически, но морально. Каждый день, обливая подушку горячими слезами, отчаиваясь от боли, Гермиона теряет саму себя. Такую привычно спокойную и смышленую. Тихую, скромную и умную. В голове у которой каждый день расписан по часам от А до Я.
А Малфой… он оставался прежним. Ничто в мире не способно разрушить те крепкие и высокие стены, которые он возводил вместе с отцом. Непроходимые, нерушимые и широкие. Но рядом с девушкой ему приходилось играть, чтобы выглядеть, как обычно. Лишь для того, чтобы она не различила его эмоций, не увидела истины, которую он так отчаянно скрывал. Гермиона могла заглянуть в его душу. Она знала, каким Драко может быть. Жизнь – это игра, и показывая себя таким, какой ты есть на самом деле, ты ощущаешь себя незащищенным, почти что голым.
Как же сложно было держаться рядом с гриффиндоркой и не снимать с лица холодную мину, злобный оскал. Как было невыносимо тяжело раздавливать ее раз за разом, превращать мечты в прах. И, честно говоря, Малфой понимал, что каждая секунда, проведенная с Гермионой, делает парня слабым. Ребенком, у которого забирают конструктор, выстраиваемый много лет. Оставался вопрос: «почему она?». Нет, ни Пэнси, ни Астория не вызывали в нем то, что пробуждала эта грязнокровка. Тот разноцветный ураган эмоций, настолько мощный и всепоглощающий.
Драко ненавидел человеческую натуру в целом. Он не понимал, зачем ему чувства, зачем лишний раз страдать? Переживать за кого-то, заботиться? Разве не проще было бы ничего не чувствовать и делать то, что нужно, не задумываясь о других?
Интересно, на что пошел Темный лорд ради власти? Могло ли его сердце испытывать любовь, радость, горе? Или же у него в груди дыра? Просто черная, гноящаяся дыра, которая становится больше с каждым годом. Хотел ли Драко такой же участи? Наверное, нет. Но парень проклинал то, что Грейнджер делала с ним. Он – Драко Малфой, угнетающий всех, кто слабее его, живущий ради денег и своей выгоды, а не ради других. Но было ли это настоящим? Или же просто стереотипы, подкинутые отцом в красивой упаковочной коробочке? И нужно было подметить то, что сам Люциус любил. Пусть не так горячо, как пишут в книгах, но любил…
В конце концов, ничего уже не изменить. Драко вылепил отец. Всю эту ледяную глыбу от начала и до конца. Каждый взгляд, каждая привычка, даже интонация была воспитана Люциусом. Малфой никогда не выбирал, где ему быть, кем стать, в каком обществе находится и что в нем делать. Этот выбор сделали родители, еще задолго до его рождения. И не ему рассуждать было ли это правильно или абсурдно. Драко жил в таком мире, где любая оплошность могла стоить жизни. А отец справился со всем этим, смог дать своей семье неприкосновенность и богатство. Но вся эта идиллия могла расколоться в один миг.
Бах.
Один неверный поступок, и рука Волан-де-Морта не дрогнет перед тем, как произнести убийственное заклятие.
Драко перевел взгляд на Блейза. Тот сидел в кресле, закинув ногу на ногу. Бежевая рубашка выбилась из-под черных брюк, а зеленый галстук оттенял костюм. В руке был продолговатый стакан, наполненный какой-то жидкостью.
Они сидели так больше часа около камина, в котором бегал огонь. Просто погрузились в свои мысли, которые тяжелым облаком повисли над обоими, не зная, что сказать. Периодически, парни поглядывали друг на друга, пытаясь прочесть мысли другого. Кажется, Забини понимал, понимал все. Он больше не задавал ненужных вопросов, не требовал объяснений. Он был тем, в ком сейчас нуждался Малфой. Человеком, который не норовит залезть тебе в душу и выковырять содержимое на поверхность. А потом ходить по школе и показывать все на золотой тарелочке. Забини был другом, что понимает с полуслова. Этого так не хватало - иметь того, кому доверяешь, в ком уверен. Блейз был воплощением всех лучших мужских качеств: он был храбр, в отличие от Драко; не назойлив, в меру высокомерен, умен не по годам и красив. Слизеринец всегда мыслил трезво и благоразумно, а этого бы сейчас Малфою, ой, как не помешало.
Вот опять. Карие глаза Забини задумчиво уставились на Драко. Он просто смотрел, поглощая напиток, как бы говоря: «Я здесь». И на душе сразу становилось спокойней, а парень расслабленно растягивался на кресле. Но докучающие образы не уходили ни на секунду. Малфой прикрывает веки, и вот: покрасневшее лицо, по которому ручьями текут слезы, каштановые волосы, что сбились в клочья, ее полный боли голос, дрожащие конечности.
Парень резко открывает глаза, положив руку на пульсирующий висок. Судорожный вдох, и шум колотящегося сердца, которое, в отличие от сердца Темного лорда, пульсировало, сокращаясь каждую секунду. Сердце, покрытое толстой коркой льда, которая со временем проползла глубоко внутрь, вычеркивая из жизни Малфоя самое главное.
Словно сквозь тысячу километров он услышал кошачью походку профессора Снейпа. Даже такой тихий звук, как треск пламени в камине и чьи-то шаги, действовали на нервы.
Ему хотелось тишины.
Такой умиротворенной, мертвой тишины. Скрипучей, давящей на голову. Без постороннего шума и людей. Просто отдохнуть, побыть наедине с собой, разобраться во всей этой несуразице.
Расслабится. Отдохнуть. Поспать.
- Мистер Малфой, - раздался отстраненный голос Северуса, в котором слышатся хриплые нотки, - не могли бы вы пройти со мной?
“Нет, не могу. Оставьте меня в покое, я устал. Устал от этого дерьма.”
Сдержанный кивок и обеспокоенный взгляд Блейза. Драко распрямил плечи, поднимая голову настолько высоко, насколько он был сейчас способен. Стук каблуков отзывался эхом по темному коридору. Привычно ровная спина Северуса была некрасиво сгорблена, а руки безвольно болтались около тела. Мужчина был пропитан напряжением, которое тут же передалось и Драко.
Полумрак, царивший в замке, давил на психику, словно глумясь над парнем. Сквозняк то и дело проскальзывал сквозь старые деревянные окна, обжигая кожу.
- Куда мы идем, профессор? - спросил Драко, сжав кулаки.
Он не любил находиться в неведении. Парень всегда должен быть в курсе всего происходящего до самых мелочей. А сейчас он шел, не понятно куда и зачем.
- Терпение, мистер Малфой. Терпение, - выдавил мужчина, делая поворот вправо.
Что-то внутри трепетало, предчувствуя беду. Слизеринец ощутил тяжесть в ногах, хотелось развернуться, убежать, но не делать еще один шаг вперед.