В глазах девушки горела ярость. Да как она смеет?! Кто дал этой Скитер право говорить о Гермиониной семье? Да к тому же и ложь!
— Они живы, ясно?! Они оба живы! — прошипела девушка, сверкая глазами. В ее голосе было столько отчаяния, злобы… Всего вперемешку. Гермиона походила на дикого зверя, которого надолго оставили без еды. Рита Скитер будто уменьшилась в размерах под ее испепеляющим взглядом.
Она удивленно посмотрела на Грейнджер, а затем, развернувшись к перу, начала говорить что-то, вроде: “Бедняжка, совсем потеряла рассудок, чувствует вину за случившееся…”
Гермиона встала, как вкопанная, не в силах пошевелиться. Прозрачная пелена застелила глаза, и сердце больно сжалось.
— Что именно там произошло? Я понимаю, как тебе тяжело - весь магический мир сочувствует тебе. Ты ведь не хотела их смерти, но так вышло, что по твоей… — более серьезным и осторожным тоном начала Рита.
Но гриффиндорка ее не слушала - она метнулась вперед, убегая в непонятном направлении, в который раз за последние два дня. Слезы текли по щекам, скатываясь по шее. Ноги уверенно ступали на пол, унося Гермиону все дальше.
Она бежит.
Куда?
Неизвестно. В пустоту. Туда, где ее не достанут, не тронут.
Дура, тупая дура.
Летит сквозь дождь и ветер. Падает, кричит и плачет. Но никто не приходит и не помогает. Она и не ждет, не хочет. Мыслей нет, только одно - не хочу жить, больше не хочу.
Резкий подъем, и удар в голову. Сильный, жесткий. Так, что звезды летают перед глазами.
Плевать.
Бежит, снова. Но уже не в лес, только не туда. Слишком уж хорошо Гермионе было там, чтобы вернуться. Нет - такую красоту она больше не сможет затронуть.
Чертов мир.
Садиться на землю, кричит.
Что?
Что больше нет смысла в жизни. Что все, что было - глупая ошибка. Что это не ее судьба, и продолжать жить так дальше - не в ее силах.
Зарывается дрожащими пальцами в грязные волосы. Стонет тихо, приглушенно.
“Не хочу больше, нет”
Встает на ноги, идет, бредет. Ползет, спотыкается. Но больше ничего не сможет остановить ее.
— Нет…
Сиплый, потерявший надежду голос. Голос человека, который потерян. Убит, растерян.
Проблемы, как же хорошо вы управляете людьми. Раз, и человек сдался. Думаете, вернутся в колею так просто?
Не смешите.
— Нет.
Она идет в школу, возвращается. Стирает ладонью слезы с лица, не останавливаясь. Ноги идут, не слушаясь ее головы.
“Жить”, - шепчет мозг, но никто не может услышать этих слов.
Ступенька, еще одна.
Гребанный совет.
Девушка берет палочку в руку, отстранено рассматривает. Как же легко зависит чья-то жизнь от ее взмаха, желания. От прикосновения к древку и нежных, мягких слов. Направление на человека, и такое простое движение.
Смеется. Истерически, с иронией в голосе.
— Палочка. Больше не нужна мне, — фыркает.
Грубо, небрежно засовывает ее в карман. Умрет она - древко будет с ней. В черной могиле, погребенная в земле.
Продолжает идти. Никогда раньше Гермиона не подумала бы о таком. Никогда, но сейчас…
Все кажется настолько простым - убить себя. Жизнь твоя, и ты вправе распоряжаться ею так, как считаешь нужным. Почему же тогда это считается грехом? Ведь человек свободен в своих правах и выборе - почему же?..
Самоубийство - слабость, потеха бедных. Не в состоянии бороться и существовать. Так просто - шаг, и ты летишь с пропасти. Штрих, и кровь струится из вен. Глоток, и смертельные таблетки растворяются по крови с чистой, кристальной водой.
Громким эхом раздаются шаги по всему замку. Шаги девочки, сбившейся с толку. Потерявший главную цель - существовать, радоваться в жизни. Сбитое дыхание отражается от стен, врезаясь Гермионе в кожу. И она вскрикивает, обнимая себя руками. Пытается укрыться в больших коридорах, но не выходит - новые голоса преследуют ее. Новые, страшные и ужасные. Смертельно опасные, давящие на нервную систему.
“Уродка. Глупая уродина!”
Гермиона останавливается, сильнее впиваясь ногтями в кожу. Голос пропитан злобой и яростью. Такой, что становится страшно и неуютно.
“Грязнокровка. Грязнокровка-Грейнджер”
Девушка вскрикивает, отшатываясь от двери, ведущей в какой-то класс. Голос становится настойчивее и грубее.
“Неприятно стоять с тобой, Грейнджер”
Звучит, будто обладатель стоит за спиной.
Крик, стон. Но никого рядом нет, она одна. Одна во всём Хогвартсе и Малфоя около нее нет. Но девушка могла поклясться, что это твердое шипение принадлежало именно ему. Давящее на голову, сжимающее тело в узелок.
— Драко?..
Но вместо его ответа, она снова слышит. Этот ужасный рев, который гремит на всю школу: “В смерти отца виновата ты!”.
Кидаясь на пол, Гермиона закрывает уши руками. Орет, просит о помощи. Бьет кулаками по полу, раздирая раны до крови.
— Ненавижу!
Но внутренний голосок продолжает нашептывать. Уже тихо, настолько, что мурашки бегают по коже.
“Ты его убила. Ты…”
— Нет!
Резко поднимается, порвав юбку. Начинает бежать вверх по ступенькам, несясь подальше от этого места, этих картин.
Сумасшедшая, растерянная. Убитая горем и страданиями. Гермиона Грейнджер.
- Нет!
И опять падает, расшибая колени. Оставляя открытую рану.
Ничего больше не имеет значения, кроме внутренней боли. Кроме открытой дыры, которую она не смогла заполнить до сих пор. Не хотела, не могла, не старалась. И теперь страдала.
Она - убийца своего отца. Она - ходячее несчастье, разрушающее все на своем пути. Она - ничтожество, ничего не замечавшее, кроме своих пресловутых книжек и пергаментов. Она та, о которую всю жизнь вытирали ноги такие ублюдки, как Малфой. Просто всезнайка, до которой никому не было бы дела, не будь Гермиона подружкой Поттера.
Промахивается и летит назад, вниз по длинной лестнице. Лежит на полу и плачет - горькими, большими слезами. Больше нет сил, ни на что нет.
Сумрак охватывает замок, напоминая: близится вечер, поторопись. Девушка лежала бы так целую вечность, наконец найдя способ забытья, но адреналин толкал ее дальше.
“Иди, иди, иди”.
И она шла дальше, волоча ватные, тяжелые ноги. Сама не понимая, куда идет и зачем. Просто неслась мимо удивленных учеников, закрыв лицо руками.
Смех, радость и веселые разговоры. Гермиона готова была ударить всех их, лишь бы не слышать этих визгливых криков. Не сейчас. Вам не позволено быть счастливыми. Не в эти времена, не в этот день.
Девушка остановилась посреди лестничной площадки, ведущей на Астрономическую башню. Грудь тяжело вздымалась. Усиливающий ветер плетьми хлестал по незажившему телу. Это могло бы вызвать боль, не будь ее решимость настолько сильна. Не будь кровь такой быстрой и нарастающей. Не билось бы сердце так учащенно. Так, что раз, и замрет от усердия.
“Сейчас или никогда”.
Глупые, бессмысленные слова сейчас. Простые, непонятные обычным людям. Непонятные для тех, кто сидит сейчас дома и пьет чашку чая, смотрит в окно или делает уроки. Не понятны для тех, кто знает, что такое радость.
“Сейчас или…”.
С каждым выдохом из нее будто выходили остатки здравого смысла. Ничего больше не имело право жить.
Вытекала жизнь. Легкими парами воздуха, бесконечным потоком слез. Всхлипами, раздирающими горло.
— Я так больше не могу! — прошептала она жалобно, отчаянно, как будто бы сдалась, сломалась.
Гермиона знала, что может сломать чью-то жизнь своим уходом, так же, как недуг отца сломал ее.
Дрожит всем телом, рыдает. Захлебывается в своих страданиях, ощущая невероятной тяжести груз за спиной. Медленно подходит к ограде, опираясь руками об нее. Холод, который заставляет кровь остановиться, пробирается сквозь одежду, заполняя голову. Чем? Страхом, безумством и ненавистью к себе.
Дрянь.
Длинными пальцами обхватывает поручень - крепко. Так, что другому человеку не разжать. Приподнимает себя, приседая на выступ. Не с первого раза, нет. Колени подкашиваются, что еще секунда, и Гермиона упала бы на пол, уже не в силах подняться. И это было бы лучшим действием за вечер. Остаться живой, спасенной. Но более никогда не счастливой.