Но это была ложь. Непроглядная и такая детская. На самом-то деле, сейчас, лежа около парня, гриффиндорка была готова простить Страцкому все: драку, предательство, рассказ о ее проблемах при всех. Только потому, что когтевранец спас ее жизнь. Да, Грейнджер действительно думала о том, чтобы отправиться на небеса, но разве люди не делают неверных шагов? Не оступаются, не теряют равновесие? Конечно же, так происходит. Потому что ошибки свойственны любому существу на земле. И Гермиона не исключение в этом случае.
— Знаешь, моя мать когда-то тоже решила, что пора закончить ее длинную жизнь. Она накупила себе таблеток и собралась выпить все залпом. Не знаю, зачем матери понадобилось делать это, и она никогда не рассказывала мне о причинах. Так вот, когда эта несносная женщина запихнула в себя десятую таблетку, стоя на крыше высотного здания, к ней прибежал охранник того самого сооружения. Он стал просить не делать этого, на что моя мать возмущалась и просила, чтобы он не лез не в свое дело. Но мужчина был отважным и какими-то доводами убедил мать, что стоит родить детей, понянчить внуков, прожить долгую и счастливую жизнь. И только тогда можно со спокойной душой отправляться на покой.
Ленни вздохнул, переводя взор на девушку. Его немного попустило, потому что он понял - угрозами, криками и истериками ничего путного от Гермионы не добьешься. И только сможешь расположить ее не в правильный путь - а ему так хотелось узнать, почему Грейнджер сделала такой ответственный шаг. Шаг в пропасть.
— Ленни, это история не располагает меня к тебе, уж извини, — ответила девушка, поднимаясь на ноги.
Длинные волосы развевались на ветру, закрывая лицо, попадая в рот и глаза. Гермиона стояла, разглядывая парня. Ей было так хорошо, так спокойно. Весь адреналин и неуловимое чувство убить себя улетучились, и Грейнджер улыбалась. Она жива, и это самое главное. Пока что девушку не волновало ничего, потому что тот короткий миг — раз, и твоя история окончена у ворот школы — очень сильно подействовал на ее сознание. То мгновение, когда ты думаешь, что видишь небо, птиц и лес в последний раз, невероятно короткое. И ты уже проклинаешь весь свет за то, что решился на такое. За то, что твоя нога ступила в воздух, и больше ничего не может удержать тебя на скользком поручне. Секунда — и ты летишь, как птица. Только без крыльев.
— Я не закончил, — подскочил парень, словно боясь, что девушка может уйти в любую минуту, и он потеряет восстановленную нить общения. Когда Грейнджер не кричит на него, когда не бросает яростные взгляды в его сторону, проходя мимо. Когда не делает вид, что никакого Ленни не существует на этой планете. — Моя мать сначала была очень зла на того человека, что спас ее жизнь. Потому что он повез ее в больницу, и ей пришлось проходить лечение у психиатра, лежать под капельницами, очищая желудок. Но, в конце концов, она сказала ему “Спасибо”. Потому что жизнь — очень тонкая грань, и ты иногда не понимаешь, что переходишь ее. Что делаешь неверные поступки. И, порой, окружающим лучше знать. Поэтому я считаю, что, пусть не сейчас, но когда-нибудь ты скажешь мне это маленькое словечко, потому что именно я оказался рядом с тобой и спас тебя.
Девушка молчала, засунув руки поглубже в карманы. Беспощадный мороз бил по щекам, ударял в лицо, хлестал по оголенным ногам. Но Гермиона лишь стояла и смотрела в бездонные голубые глаза парня. В его уже спокойный взгляд, в котором читалась надежда на то, что все будет, как прежде. Что они снова смогут общаться и стать, если не парнем с девушкой, то хотя бы друзьями. Грейнджер почти видела, как с его губ слетает: “Прости”. Она стояла, ожидая этого слова, потому что отчетливо видела, как парень виновато оглядывает ее. Они оба понимали, что думает другой, но продолжали стоять в тишине, слушая крики птиц. Она ждала, а он — просчитывал последующие слова и фразы, боясь ошибиться снова.
— И, знаешь, кем оказался тот мужчина?
— Нет.
— Это был мой отец.
История, рассказанная с намеком. Спасение, сделанное с намеком. Взгляд, смотрящий с намеком. Он весь состоял из загадки, которую можно было бы разгадывать вечно, было бы у гриффиндорки на то время. Было бы у нее хоть малейшее желание продолжать с ним общение. Но Гермиона прекрасно помнила его проступок и не собиралась прощать. Ни сегодня, ни завтра, никогда. Даже после спасения.
Ленни — странный человек. Вначале он помогает, и ты бежишь в его раскрытые объятия, которыми он потом и душит тебя. Он дарит тебе внимание, и ты веришь, поддаваясь внутренним позывам, а затем когтерванец ими же и губит тебя. Страцкий играл другими, сам того не понимая. Протянутая рука помощи оказывается ножом в твоей спине. Нельзя доверять таким людям. Они уничтожают других, не замечая этого. Эти люди действительно верят, что все совершенные ими деяния идут на благо окружающим, одурманенные своими “добрыми поступками”. Увидь они себя со стороны, быть может, задумались бы, но никогда не смогут сделать подобного. И Ленни принадлежал к их числу, зная, что такое долг и как его следует выплачивать. В его голове навсегда засели случаи помощи Гермионе, и он всю жизнь будет хвалить себя за это, думая о том, как гриффиндорке следовало бы обожать парня после таких мужественных действий.
Грейнджер видела, читала. Этот созревающий план в его мыслях - заполучить доверие девушки, а затем снова воспользоваться им. Снова растоптать ее при окружающих, действительно не понимая, что он делает. Она уже ошиблась в нем однажды и не хотела наступить на эти грабли повторно. Но что-то умоляющее в его взгляде, доброе в словах покушало ее сделать маленький шаг по направлению к этим самым граблям. Словно Ленни создавал невидимые чары сожаления по отношению к нему, манящие с огромной силой. Создающие зов, который проникал в ее голову.
Не купись на это второй раз, Гермиона.
— Я жду.
— Чего?
Легкий смешок и нервное постукивание пальцев по другой руке. Просящий о чем-то взор и тяжелое дыхание. Учащенное сердцебиение и умеренный пульс.
— Благодарности.
— Мы крутимся на одном месте. Тебе не кажется, Ленни?
Девушка сурово оглядывала его лицо, постоянно возвращаясь к его глазам. Если бы он только мог сделать правильное движение - Гермиона бы повелась на это, позабыв о старых обидах и ненависти. Но Страцкий наотрез отказывался понимать ее, зацепившись за какую-то свою ниточку. Веревочку, которая вела его к обрыву. К месту, где никакой гриффиндорки не будет, и лишь злость девушки останется с ним. Злость и ярость.
— А как с тобой можно по-другому?
— Как со мной можно по-другому? — Девушка открыто улыбается, сдерживаясь, чтобы не залиться хохотом. Какой же Ленни смешной — знал бы парень, как тяжело ей с ним. — Разве я предала тебя? Разве я рассказала всем твои секреты? Разве я такая мразь? — говорила она, медленно надвигаясь на когтевранца. С такими безжалостными, грубыми нотками. Научилась у хорошего учителя скрывать свои эмоции. — Знаешь, мне кажется, что сейчас ты должен сказать: “Нет, Гермиона. Этим человеком был я”. А?
Она остановилась, когда расстояние между ними значительно уменьшилось. Оставалась всего пара сантиметров, когда Гермиона замерла. Она снизу смотрела на Страцого, пожирая его карими глазами. Ее губы скривились, а лицо перекосилось от отвращения. Знал бы он, как сильно девушка его ненавидела. Как не могла терпеть его и чувствовать запах парня. Пахло свежим чаем с клубникой. Гораздо хуже запаха Драко.
— Пусть так. Но разве людям не положено оступаться? Я такой же человек, как и остальные.
— Остальные так не поступают, — отрицательно качает головой девушка. Нет, она не просит его, не опустится так низко.
— Дай мне второй шанс, я исправлюсь. Я клянусь тебе!
Гермиона сглатывает, поджимая губы. Взгляд смягчается, и она будто уменьшается в росте, убирая руки с груди. Она внимательно смотрит в голубые глаза, пытаясь понять — действительно ли Страцкий раскаивается? Или это новый обман, ложь? Выдуманная честность и невинность? Девушка раскрывает рот, чтобы согласиться, но парень внезапно перебивает ее: