Он один из тех людей, которыми пугают ребятишек ночью. Имя которых боятся произносить. На которых говорят: “Страшные, страшные люди”. Которых стремятся уничтожить, дабы оставить свет в безопасности.
Драко теперь вечная слуга Волан-де-Морта, и это нельзя изменить.
- ЧЕРТ! - заорал он, ударив рукой по дивану, чувствуя, как довольно большой осколок вонзается в руку, из которой теперь ручьем текла красная жидкость. Такая же алая, соленая кровь, как и у всех. Ничем не отличавшаяся от крови той девушки, что погибла днем. Просто кровь, а сколько она значит для его семьи, для Темного Лорда, для него самого.
Любое проявление человечности в мире Малфоя было недопустимым. А он всегда был слишком человечным. Слишком трусливым, скользким… Да ни для кого в Хогвартсе не было секретом то, что Драко Малфой являлся самым настоящим трусом. Конечно, сейчас он научился подавлять в себе эти качества, оставляя только холод, но храбрецом ему никогда не стать. Парень был лишь ребенком, на чью долю выпало слишком много всего плохого.
Но он ведь нашел в себе мужество принять метку, он поборол страх перед такой судьбой.
А поборол ли?
Ответ был ясен — нет. Это давящее чувство ни на секунду не улетучивалось, также, как и мысли о его возможных жертвах.
Было страшно, до коликов в животе страшно. Теперь уже ничего не изменить, черная метка навсегда въелась в его кожу. Такое ненавистное для Малфоя навсегда.
Теперь это каждую секунду будет с ним — незримое присутствие Лорда Волан-де-Морта. Человека (если его можно так назвать), который отнимал у людей все, самого жестокого и темного мага на земле.
Это было разумно — быть на стороне сильнейшего. Ведь рано или поздно объединившийся силы Тома Редла победят Гарри Поттера и подчинят весь магический мир себе. Но, с другой стороны, жертвовать своим сердцем ради этого? Убивать едва знакомых людей ради этого?
Да, Драко готовился к подобному еще с пеленок, но будучи юношей, который отвечал за свою судьбу, парень понимал, что не подходит для этой роли.
Насколько омерзительно было признавать самому себе, что он недостаточно хладнокровен. Ведь это, мать его, так! Слишком мягкий мальчик, который всю свою недолгую жизнь рос в тени отца. А сейчас… сейчас уже Люциус выходил “в свет” благодаря своему сыну. Ведь таким тщеславным людям, как он сам и его семья, всегда надо оставаться на верхушке. Даже если они падают в пропасть, то быстро из нее выбираются. ДОЛЖНЫ ВЫБИРАТЬСЯ.
Малфою так хотелось поговорить с матерью. Высказать все те сомнения и глупые мысли, что тащат его на самое дно. Но она умирала. Пусть медленно, по частям, но Нарцисса умирала, покидая Драко навсегда. И опять это приевшееся навсегда.
А смог бы Драко убить того, кто отравил его мать? Сейчас ему казалось — безусловно. Этого ублюдка он ненавидел больше всего на свете.
Но чем Малфой будет лучше? Тем, что делал это ради “благородных” целей? А можно ли назвать месть благородной целью?
Ради родителей он готов был на все: расчленять, пытать, убивать… Если это сохранит жизнь Нарциссе и Люциусу, Драко пойдет на это.
Смех, принадлежавший слизеринцу, похожий на карканье, разнесся по гостиной. Вспомнив дикий страх, одолевавший его еще утром, Малфой поглумился над своей “решительностью”.
Говорить ведь проще, да?
А вот действовать — это совсем другое. С этого дня его детство закончилось, раз и навсегда. Теперь на плечах Драко лежала ответственность, достойная взрослого мужчины, а не самовлюбленного мальчишки.
Справится ли слизеринец? Ведь все зависит от него, каждый шаг ведет за собой необратимые последствия. Если постоянно живёшь, рискуя… Надо быть готовым ко всему.
Но разве можно подготовиться к смерти близкого? Зная, что никто и ничто не вернет твоего любимого к жизни.
Даже одна из самых могущественных вещей на земле — воскресающий камень — на это не способен. Если человек отошел в мир иной, то ему и следует там оставаться. Ведь путь, отведенный ему Богом, закончился.
Бог… А что значит Бог?
Верил ли Малфой в него? Скорее нет, чем да. Он искренне хотел, чтобы всевышний несуществовал. Ведь Драко, вместе со всей своей семейкой, прямиком попадет в Ад, проведя вечность в мучениях. А этого он боялся. Хотя, в самые трудные для слизеринца моменты, когда его одолевал настоящий страх, Малфой молился. Он тут же вспоминал о существовании небес, надеясь на помощь, которая, как правило, не приходила. И все же, рассчитывать на кого-то в месте, которое может быть и не существует, было крайне безрассудно. Да и вообще, такие люди, как он, не должны верить в Бога.
В который раз Малфой понимал, насколько гадкие мы создания, насколько гадкий он сам. Как только Драко было нужно что-нибудь, он начинал верить, хотя сам считал себя атеистом.
И он был не один. Все мы вспоминаем о Господе только тогда, когда нуждаемся в помощи.
Омерзительно. Но такова жизнь. И для того, чтобы держаться на плаву, надо быть тварью.
Драко закатил рукав рубашки, на которой виднелись свежие красные пятна. Он с ненавистью посмотрел на змею, которая обвила человеческий череп своим длинным телом.
Малфой вытащил осколок из ладони левой руки, громко вскрикнув. Парень приставил стекло к запястью, надавливая на него со всей силой. Ужасный стон разнося по комнате.
Он соскребал слои кожи, сжав зубы, не издавая больше ни звука. Но метка никуда не уходила, а лишь ярче виднелась на руке. Драко не сдавался, продолжая тщетные попытки избавиться от ненавистного знака тьмы.
Кровь залила всю его одежду, окрасила белоснежную кожу и светло-бежевую мебель. Она текла, не останавливаясь, а змея, по которой стекали алые струи, никуда не девалась.
— ДА ПОШЛО ВСЕ НАХРЕН! — заорал Малфой от отчаяния, выкинув кусок бокала куда-то в неизвестном направлении.
Он закинул голову, тяжело вздохнув. Спустя несколько минут его серые, словно серебро, глаза, заметили ее, застывшую на пороге. Он вздохнул еще раз.
“Грейнджер, блядь, как всегда, вовремя. Вот только ее тут не хватало” — пронеслось у парня в голове.
Девушка остановилась на пороге, потрясенно смотря то на Драко, то на залитую кровью комнату.
Видок у нее был, мягко говоря, не лучший. Худая, как скелет, заплаканная, мокрая, в рванной одежде, дрожащая всем телом. Но у Малфоя и своих забот было вдоволь — пусть грязнокровка сама разбирается. Она и так отвергла помощь, которую он предлагал другим, не просто редко, а всего несколько раз за всю жизнь. Но она не оценила, так что пусть теперь съебывает отсюда, пусть оставит Малфоя одного.
Но, похоже, гриффиндорка никак не могла прийти в себя. Застыла, словно статуя на одном месте. Ее присутствие начинало сильно бесить.
— Ты у нас забыла, как ходить? Или часть мозга, отвечающая за координацию, отказала? — прошипел он, с презрением глядя на Гермиону. Но та, похоже, не слышала. — Н-да, похоже, все-таки весь мозг отказал.
— Малфой… — заикаясь, прошептала она. — Ч-что произошло?
Драко взглянул на гриффиндорку, которая сейчас походила на бомжа, несколько лет прожившего на улице. Она стояла, опустив длинные руки вдоль туловища. Смотря таким пронизывающим, болезненным взглядом.
В который раз он удивился глубине ее карих глаз. Сколько всего в них можно было увидеть сейчас: страх, отчаяние, боль, растерянность… жалость. Жалость к нему или к самой себе?
Конечно, нет — Грейнджер ведь не знает, что произошло — этого никто не знает. Но ее глаза были океаном, в котором Малфой был не прочь утонуть. Не такие, как у большинства девушек — пустые, как пробка. Ее глаза, в которых читалась вся жизнь, полная плохих событий. Глаза, такие же, как и у него самого - разве что не скрывающие эмоций обладательницы.
— Не твоего ума дело! — отчеканил он, незаметно поправив рукав рубашки.
Теперь Грейнджер будет докапываться, будет совать свой нос в дело, совершенно ее не касающееся. А из-за чего? Из-за его глупости и неосторожности. Малфой теперь обязан просчитывать каждый свой шаг, а вместо этого он чуть себя не выдал. От досады парень едва не закричал.