— В последний раз, Ленни, — протянула девушка, гордо направляясь к выходу. Когтевранец улыбнулся, догоняя Гермиону.
Солнце висело на горизонте, освещая все вокруг. Как давно оно не поднималась на небо. Как давно на поляне не было радостных детей.
Деревья давно сбросили листья и теперь стояли голыми, слегка раскачивая ветвями.
Гриффиндорка шла настолько быстро, что Ленни пришлось ускориться. Девушка почти бежала, потому что было неприятно даже находиться рядом с ним. И она отчаянно надеялась, что от ее темпа беседа может окончиться быстрее. Гермиона все время оглядывалась по сторонам, словно боясь чего-то или кого-то.
Страцкий только сейчас заметил, насколько девушка похудела. Как на ней болталась мантия, выглядывая из-под куртки. И как выразительно выступала челюсть на осунувшемся лице. Ключицы буквально торчали, придавая ей вид худобы. Глаза гриффиндорки были опухшими и красными, а ногти были такими обглоданными, что, казалось, Грейджер кусала их всю неделю, не переставая. Она недовольно поджимала губы, ускоряясь с каждой секундой еще больше.
Идти со Страцким на прогулку желания не было никакого. Она так устала, что буквально валилась с ног. Голова просто раскалывалась от бессонной ночи и ежедневных рыданий. Ей никак не удавалось остановить дрожь в руках после вчерашнего.
С одной стороны, Гермиона действительно боялась Малфоя. Но что-то ей подсказывало, что он не сможет убить свою сокурсницу. А, с другой стороны, она понимала, что человек в таком состоянии способен на что угодно. К тому же, учитывая то, что выбор стоит между ней и его семьей.
Гриффиндорка боялась не столько за себя, сколько за самого Драко. Если Малфой не выполнит задание, если не убьет Гермиону, то на волоске от смерти окажется и он, и его семья.
И, наверное, ей стоило заявить в Министерство или хотя бы рассказать Дамблдору. Но тогда жизнь слизеринца будет разрушена — Люциуса и Нарциссу посадят в Азкабан, а со временем и самого Малфоя. И прощения от парня ей никогда не получить.
И будет ли жизнь девушки в безопасности после этого?
Конечно, нет. Если Темный лорд нашел себе жертву, то она будет убита при любых обстоятельствах. Особенно учитывая то, какие неприятности она произвела.
А что Гермионе оставалось делать? Избегать Драко? Шарахаться при каждом постороннем звуке? Снова плакать?
Но ей было до чертиков страшно. Одно дело, если ты сам готов распрощаться с жизнью, но, когда ты знаешь, что твой убийца рядом и может устранить свою цель при первой же возможности, испуг становился невыносимым. Каждый шорох воспринимался, как за движение Пожирателя, каждый крик — за убийство. И девушка была готова закрыть уши и лицо руками, лишь бы только не видеть и не слышать всего этого. И, не смотря на то, что компанию Ленни она не одобряла, он все же был рядом. И эта такая глупая детская иллюзия, что, когда ты не один, ничего плохого произойти не может.
Они ушли достаточно далеко от главного входа — перед ними возвышались западная башня. Оттуда то и дело слышалось крик сов.
— Ты так и не ответила мне в прошлый раз. Чем я хуже него? — протянул Страцкий, и голос его больше не звучал так доброжелательно.
Гермиона вздрогнула, останавливаясь. Навострив уши, она нахмурилась. Прокрутила его вопрос еще раз в голове. Неужели он позвал ее только ради расспросов о Драко? Малфой был последним человеком, о котором она хотела говорить с когтевранцем.
— Тем, что ты не понимаешь меня. Вместо милой прогулки ты устраиваешь мне допрос, Ленни? Тогда я, пожалуй, пойду, — выплюнула девушка, разворачиваясь.
Она упрямо посмотрела на бывшего “друга” и собиралась уйти, но громкий оклик остановил ее, заставляя замереть от испуга.
— Никуда ты не пойдешь, Грейнджер! — выкрикнул Страцкий, имитируя интонацию Малфоя.
Он ногтями впился Гермионе в руку, притягивая девушку к себе. Парень толкнул девушку с такой силой, что та больно врезалась в дерево. Ленни подошел к гриффиндорке, проводя рукой по влажной от слез щеке.
Она охнула, сдавленно и хрипло. Звук вырвался из глотки вместе с потоком слез.
Осязаемый страх застыл перед ней, еще больше нарастая при виде тяжело взора Ленни. Он выглядел сумасшедшим, даже безумным. И девушку прекрасно видела это в нем.
Хочет потянуться за палочкой, однако рука не в силах сделать это движение. Хочет закричать, но, кроме писка, не может и слова вымолвить. Только ручьи слез. Не от боли, а от того невероятного, накатившего волной, страха.
— Ты ведь такое обращение любишь, грязнокровка?! — прошипел парень, положив руку ей на талию.
Грудь девушки сотрясалась от всхлипов, в глазах горел ужас.
Он ведь не может так поступить? Он бы никогда не причинил ей боль. Он же… он же любит ее.
Впервые Гермона захотела, чтобы это оказалось правдой. Чтобы он вспомнил, что чувствует по отношению к ней. Чтобы убрал свою руку, черт его забирай.
— Ленни, прекрати! Что же ты делаешь? Ленни, пожалуйста! — простонала Гермиона.
Голос был таким жалким, что парня передернуло.
“Моли о пощаде”, — подумал он, когда его губы поднялись вверх в насмешливой ухмылке.
Он с силой сжал ее бедро, схватив другой рукой за плечо. Влажным ртом он потянулся к девушке, поглатывая ее всю.
Она задыхалась, плакала. И это было так больно, так неприятно.
Кровь смешалась со слюной, и девушка зарыдала еще сильнее. Пыталась вдохнуть, как можно больше воздуха, но ничего не выходило — будто Страцкий хотел убить ее этим поцелуем. Однако, когда Гермиона выронила учебники, чтобы оттолкнуть его, Ленни отстранился.
Посмотрел. И мысль, короткая, маленькая, промелькнула в голове — оставь ее. Но новый вздох Гермионы заставил сознание передумать.
Стал покрывать поцелуями ее шею, кусая кожу. Лапая руками ее всю — ударяя по попе, сжимая грудь. И эти прикосновения были настолько противными, настолько ужасными.
Девушка вырывалась, брыкалась, стараясь отпихнуть от себя Страцкого, но тот ничего не замечал, продолжая свои противные действия.
Ему хотелось ее — раздетую, без единого клочка одежды.
— Не рыпайся! — выплюнул когтевранец, когда его пальцы проникли под тоненькую рубашку Гермионы.
Она в ужасе ударила его рукой по лицу. И зря.
Глаза, до этого болезненные, вдруг налились кровью, загорелись. По венам побежала кровь, а сердце зашлось в быстром ритме.
“У тебя был шанс, — пронеслось у того в голове холодным голосом, — но сейчас… ты ответишь по заслугам”.
И этой мысли, от этой чертовой мысли, его разум поехал. Слишком быстро и слишком невероятно для одного человека.
Заметив это, Гермиона, казалось, сошла с ума. Потому что то желание, что она испытывала вчерашнем вечером, вернулось — жить.
— Помогите! Помогите мне! — заорала девушка, но тут же получила смачную пощечину в ответ.
Веки резко распахнулись, и она обомлела. Следующее слово застыло на губах открытого рта. Гриффиндорка замерла, выкинув две руки вперед.
— Я же сказал не рыпаться, Грейнджер! — голос его прозвучал, словно змеиное шипение.
Он со злостью сцепил с нее куртку, а затем и мантию. Вещи полетели куда-то в сторону. Ленни потянулся к верхним пуговицам кофты.
Адреналин ударил в голову, возвращая Гермиону в реальность. Слезы засохли на щеках, которые подрагивали от страха. Голова наливалась кровью, а в глазах читался неподдельный испуг. Однако разум, всего на секунду, восторжествовал над страхом.
— Кто-нибудь! Помогите! — заорала она еще громче, отчаяннее.
С губ Страцкого слетел глухой рык.
“Пожалеешь, стерва”.
Пальцы, сжимавшие ее руки, побелели.
Она же любит таких, как Малфой? Так пусть получает. Эта неблагодарная сука не хотела, чтобы Ленни остановил Драко тогда.
Парень почти расстегивает всю кофту, когда невероятной силы удар приходиться на спину. Ленни выпускает Гермиону, громко вскрикнув. Его хватают за воротник, стукнув головой о дерево.
Девушка отбегает в сторону, дрожа всем телом. Ее ноги еле держаться, и она почти, что падает. Голова кружится, и перед глазами все вертится. Почти ничего не слыша, Гермиона пытается напрячь слух, чтобы расслышать происходящее.