— Ты что, блядь, охуел?! — проорал спаситель.
От злости парень сильнее прижал Ленни к дереву, выплевывая слова на его кожу, лицо. Пусть он был и меньше Страцкого ростом, однако та ярость, что он испытывал, словно поднимала его все выше и выше — и вот парень уже стоит на голову, а то и три, над этим уродом.
Однако когтевранец, прижатый с такой силой, что создавалось ощущение хрустящих костей, не собирался сдаваться. Он схватился за протянутые руки, пытаясь убрать их от шеи.
— Не рыпайся, ебать! — заорал спаситель, тряхнув его еще раз за куртку. — Отвечай!
Гермиона пыталась увидеть, что творилось, но все попытки были тщетными. Ее веки стали гораздо больше, чем были в нормальном состоянии. Ноги становились ватными, и тело не держала ее. И ничего не находилось рядом, за что можно было бы схватиться.
Бедная, несчастная, перебывав еще в большем страхе, гриффиндорка была похожей на слепого котенка. На которого напала собака, а теперь спасал непонятно кто. И неизвестно, лучше или хуже той злой собаки.
— Отъебись от меня, хорек! Тебе можно ее трахать, а мне нет? — едва успел прошипеть Ленни, уворачиваясь от нового удара.
Однако парню удалось сделать свое дело — со всего размаху он залепил в челюсть. Что-то хрустнуло, и Страцкий тяжело выдохнул. По губе заструилась кровь, капая в рот. Он, сглотнув ее, плюнул спасителю в лицо. И, как говориться, напрасно ты сделал это, дорогой.
Новый, ослепляющий, выбивающий мозги из головы, удар врезается в его череп. И уже неизвестно для Ленни, от чего он. От руки слизеринца или от дерева, в которое он вхерачил его.
— Ты охуел, Страцкий? Что ты делал с ней?
Драко впил свои когти ему под кожу. Ленни, который стоял уже на полусогнутых ногах, почти висел на куртке, за которую держал его парень.
Вздох вырвался у него из груди. Кровь хлестала во все стороны, заливая ладони и лицо Малфоя.
— Говори! Сейчас же! Или я убью тебя, клянусь! — наклонившись к его уху, прокричал Драко.
Когтевранец хотел что-то сказать, однако не мог — бормотание и кровь со слюной вылетали из его рта, но Малфой ничего не мог расслышать.
Еще раз — тяжелый удар человека об дерево, и тот падает на землю. Однако его снова подхватывают, пытаясь вернуть к жизни. И повторяют вопросы снова и снова, будто даря последний шанс.
— Сама… она сама… — одними губами сказал Ленни.
Он уже не соображал, не думал. Хотел одного — чтобы его поскорее отпустили, разрешили лечь на землю. Он не видел ничего, кроме красной жидкости, стекающей с правой брови, и рассерженный, убийственный взгляд противника.
Вся та дурь, с которой пришел Страцкий, потерялась. Он готов был просить прощения, стать на колени, лишь бы его отпустили поскорее. Лишь бы этот нескончаемый гнев Малфоя окончился. Однако не мог — не было сил.
— Что? Она? Что она, блядь?
Драко не может успокоиться, пока не услышит ответ. Вразумительный, честный.
Сказать, что он был зол, — это ничего не сказать. Ярость почти ожогами выступала на его горящей коже. На руках, что держали Ленни так сильно, что еще не понятно, как тот оставался в сознании.
— Что она?.. ЧТО ОНА, БЛЯДЬ?
Гермиона упала на землю.
Страх, усталость.
Слезы вновь полились из ее полузакрытых глаз. Тело продолжало дрожать, как в конвульсиях. И все, что она могла видеть — это черные, идеально почищенные, туфли.
В голове у Драко проносилось: “Я люблю тебя!”. И хотелось закричать: “Она любит меня, урод!”.
Ленни замотал головой в ответ и получил то, что желал — его наконец выпустили, пнув ногой напоследок. Когтевранец даже не смог закричать от боли, лишь сжал глаза, перед которыми уже сверкали искры. Он был не в состоянии даже шевельнуть любой частью тела, которая жгла, горела. Пожирала его невероятной болью изнутри. Наверное, кости сломаны или что-либо вывихнуто.
— Съебывай отсюда, Страцкий! Съебывай, пока я не убил тебя!
Драко весь покраснел, чувствуя, как бешено колотится сердце.
Он посмел прикоснуться к ней. Этот ублюдок посмел прикоснуться к Гермионе, он сделал ей больно. Если бы она тут не находилась, Малфой бы уже прикончил этого гребанного Ленни.
Нахера эта дура пошла с ним одна? Она еще не поняла, что белая овечка оказалась волком?!
А если бы Драко не было в совятне, если бы никто не остановил Страцкого? Она, блядь, хоть понимала, что могло произойти?
Малфой зло глянул на Гермиону, которая молча лежала на холодной земле. Мокрое лицо без единой эмоции смотрело куда-то прямо, безжизненно. Холодный воздух хлестал по голой коже. Разорванная рубашка поддавалась порывами воздуха, оголяя грудь.
— Твою мать…
Парень, стукнув кулаком о кору дерева, быстрым шагом подошел к Гермионе. Проматерившись про себя, взял на руки худое, еле ощутимое тело. И пошел. Куда-то в замок, куда-то в их гостиную. Думая о том, что мало наказал этого уебка. Что мало отомстил за Грейнджер.
За его Грейнджер.
Комментарий к
Принимается критика в любой форме. Оставляйте, пожалуйста, комментарии.
========== Часть 16 ==========
Он чувствовал ее тело, плотно прижатое к нему. Казалось, Гермиона не жива, и кожа девушки холодная, словно лед. Но грудь ее часто вздымалась, принимая кислород.
Пальцы крепко вцепились в плечо парня, и гриффиндорка дрожала то ли от холода, то ли от пережитого. И Малфою казалось, попытайся сам Волан-Де-Морт разглядеть в глазах старосты хоть что-нибудь, кроме пустоты, — это будет тщетно.
Ему захотелось вырвать себе сердце голыми руками лишь при одной мысли, что, когда все случится, Гермиона не станет прежней. Ничего не выражающий взгляд будет устремлен куда-то в небеса в последней молитве, конечности будут обмякшими и ледяными, а лицо — синим и неестественным.
Это было таким даром — находиться рядом с Гермионой, знать, что она жива…
Пока что. Гриффиндорка была полностью в его власти — стоит лишь дернуть за ниточку, и все закончится. Но он этого не хотел — ни сейчас, ни когда-либо еще.
Ложась в постель, Малфой не желал просыпаться. Ведь в след за пробуждением приходило понимание того, что время на исходе. И оно тебе не подвластно, чтобы ты не сделал, какое бы влияние не имел, никому не сбежать. Ни Гермионе, ни Драко.
И она такая беспомощная, такая по-детски невинная, охватившая своими тонкими ручками его спину, находила в Малфое свое спасение. Мерлин, эта девушка находила спасение в своем убийце.
Драко было интересно, неужели Грейнджер не боится? Не боится засыпать в соседней комнате, дышать с ним одним воздухом, прикасаться к нему… Ведь одно движение, и девушка мертва. Или же Гермиона поняла, что от смерти не уйти? Что, рано или поздно, кто-нибудь из пожирателей убьет ее.?Но разве быть убитой человеком, которого любишь — достойная смерть?
Любишь, любишь, любишь…
И это слово казалось чем-то нереальным. И, как бы Малфою не хотелось в это верить, глаза говорили за свою обладательницу. То ,как она рассматривала его исподтишка, закусывая губу; то, как сильно дрожал ее голос, и часто билось сердце, когда девушка находилась рядом с парнем; то, как она не знала, что сказать, боясь взболтнуть лишнего…
Но Малфой не позволял себе испытывать это ни к кому, кроме своей семьи. Какой же смысл в любви, если она несет только разрушение? К чему хорошему она приводит? К боли, слезам, самоубийствам?
Единственным способом избежать это — было запретить себе чувствовать вообще. Потому что любовь делает тебя слабым и уязвимым, она дает возможность могущественным людям сломать тебя пополам с диким хрустом.
Драко бережно положил Гермиону на шершавую поверхность дивана. И, не смотря на то, что тот был небольшим, тельце девушки казалось совсем крохотным, словно она была маленькой десятилетней девочкой, которая нуждалась в защите.
Он тяжело вздохнул, глядя на то, как тряслись плечи гриффиндорки, как были насуплены ее брови и мутны глаза. И на секунду Драко захотелось остаться, вновь обнять ее и сказать, что этот ублюдок больше не прикоснется к ней никогда. Что она в безопасности с ним. Но тогда Малфой кинет жестокую ложь в лицо им обоим.