И, честно говоря, Малфою казалось, что он упустил тот единственный шанс, который у него был. Если бы… если бы тогда, еще в первый день, слизеринец смог побороть человеческие эмоции, которые вспыхнули внутри его такого черствого сердца, то Гермиона, скорее всего, была бы уже мертва.
Но она была той, без которой Драко просто не мог. Словно гриффиндорка невиданный миру наркотик, от зависимости которого невозможно избавиться. Который таким сладостным ядом растворялся внутри, который уничтожал тебя прежнего —на всегда и безвозвратно.
И в каком-то плане он был счастлив, что не прикончил Грейнджер тогда — он был рад и зол. Ведь она так бесцеремонно влезла в его жизнь и принесла ту нежность и ласку, которую он не знал прежде. Слизеринец не хотел терять человека, по-настоящему любившего его.
И Драко не понимал — как? После всей той боли, которую он причинил девушке, после тех оскорблений и унижений, что гриффиндорка перенесла…
И теперь, рыдая в темноте их гостиной, Гермиона ждала своей смерти, смерти от его руки. Неизбежной, неминуемой и такой несправедливой.
— Нам пора, Драко, — произнес Блейз с бесконечной печалью в голосе. Его лицо было, как никогда, серьезно, карие глаза с пониманием смотрели на друга. Без жалости, как бы посмотрел другой, а с теплотой и грустью, которая словно летала в воздухе, и, казалось, они делили одни эмоции на двоих.
Малфой кивнул, с трудом поднимаясь с холодного кафеля. Усталость пронизывала каждую часть сознания и тела, спина отдавалась ноющей болью. Но это был все еще он. С этими платиновыми, не смотря ни на что идеально-лежащими волосами, темно-серыми миндальными глазами, цвета бушующего океана, и кривоватой улыбкой на белоснежном лице без единого изъяна.
Забини встал следом, кивнув по направлению к коридорам. Они шли медленно, не издавая ни звука — лишь удары подошвы лаковых туфель разносились эхом по замку.
Странное спокойствие окутало парня, будто бы ничего не происходило еще пару минут назад, будто бы они с Блейзом были все теми же мальчишками, не знавшими жизни. Не беззаботной, богатой и изысканной, где, неправильно подобранная домовиками рубашка, казалась сущим кошмаров, а настоящей, не знающей пощады.
Чем ближе слизеринцы подходили к Большому залу, тем шумнее и теснее становилось. Студенты сновали вдоль коридоров. Группа девчонок, лет четырнадцати, воодушевленно обсуждала планы на каникулы. На их смазливых личиках играла приторная улыбка, а короткие юбки едва прикрывали бедра.
Драко, поморщившись, отвернулся. С одной стороны, ему хотелось вырвать от подобной картины, а с другой, парень завидовал всем этим детям, да так, что желудок болезненно сжимался. У них впереди было то, что никогда не будет у него — детство.
Зайдя в помещение, Малфой сбавил темп. Он нервно сглотнул, смотря на Забини. Парень не знал, как отреагирует зеленый факультет на перемирие — естественно особой радости от них ожидать не стоило, не после того, что Драко наговорил.
Подойдя к столу, парни сели на свое привычное место. Пэнси насупила брови и поджала губы, вопросительно смотря на Забини, Астория выдохнула, возмущенно фыркнув, ну а Теодор едва сдерживался, чтобы не бросить Малфою на голову тягучие конфеты в форме червяков.
Казалось, что все, сидящие за столом, презирают Драко — ну, за исключением таких идиотов, как Крэбб и Гойл. Тем, по-видимому было плевать — им было все равно, кому подтирать задницу.
Злая, как черт, и красная, как помидор, Паркинсон перешептывалась с Асторией, бросая в своего бывшего “недопарня” ненавистные взгляды. Он был готов поклясться, что словосочетание “напыщенный урод”она произнесла нарочно громко.
Драко же было все равно. Он сделал глоток обжигающего, горького горячего шоколада (который до боли напоминал ему запах Гермионы), развернувшись в сторону когтеврана. Сердце забилось чаще, а руки, сжимавшие чашку, побелели. Желваки заплясали на покрасневшем лице, а темные глаза, наполненные яростью, уничтожающе смотрели на Стацкого. Дорогого стоило не сорваться с места и не проебашить ублюдка еще разок, желательно раза в два сильнее. Шатен перешептывался со своей шлюхой-сестричкой, как ни в чем не бывало. Он, сука, залечил все свои ссадины и раны, которые заслужено получил.
Малфой же его, блядь, убьет нахуй.
Заметив состояний друга, Забини наиграно кашлянул, бросив предупреждающий взгляд. Да плевать, блядь! Как Ленни мог заявиться сюда после того, что натворил? Урод мерзопакостный!
— Эй, Блейз, — напряженно протянул Теодор, покосившись на Драко. — Надо поговорить.
— Говори, или тебе что-то мешает? — ответил мулат, дав понять, что Драко вновь часть их команды.
— Да, Забини. Он мешает, — прошипел Нотт, ударив по столу, да так, что, заполненные до верху стаканы с соком, едва не опрокинулись.
Драко накинул на лицо презрительную гримасу, сложив руки на груди. У него не было ни сил, ни желания тратить время на эту “девочку”.
— Либо ты перестаешь выебываться, Тед, и говоришь все при Драко, либо вали к чертовой матери, — сказал Блейз холодно и отчетливо, будто разговаривал с эльфом, а не с волшебником.
— Твою мать! Малфой, как заноза в заднице! — выплюнул Нотт, сверкнув глазами. Но все остальные оставили его фразочки без внимания, заинтересовано смотря на Драко. А вот Пэнси, казалось, не устанет испепелять его взглядом. Но ему было плевать на всех, кроме Блейза. Пусть засунут свое “всем нужное” мнение в одно место.
Подперев рукой подбородок, блондин взглянул на высокую девушку, направляющуюся к ним. На ней было надета блузка с открытыми рукавами и что-то короткое черное ( юбкой назвать это было сложно)
— Боже… — простонал Крэбб. — Почему она не на слизерине?
Малфой закатил глаза — Мария уже начала откровенно надоедать. Безусловно, она была потрясающе красивой, но такой непростительно доступной, что становилось тошно. Эти длиннющие накаченные ножки, большая грудь, роскошные светло-русые локоны, огромные по-кошачьи посаженные глаза. Да, переспать с ней разок он был не прочь, как в прочим и девяносто процентов, если не все сто, парней в школе, но не больше, нет.
Стремительной походкой, громко стуча каблуками, девушка подходила к зеленому столу. На ее лице играла фальшивая, как думал сам Драко, улыбка.
— Привет, Пэнс, мальчики, — пролепетала она, присаживаясь между Забини и Паркинсон.
Юбка ее задралась еще выше, почти показывая кружевное белье. Драко облизнул губы и с трудом отвел взгляд, выругавшись про себя.
Зачем так одеваться? Ее что, окружают сутенеры? Дура, ей-Богу.
— Мерлин, я влюблена в твой свитер! — пропищала она, глядя на шатенку, которая смущено кивнула, улыбнувшись краешком губ.
Пэнси что-то возбуждено шептала Марии на ушко, то и дело хихикая. Но блондинке было по боку — она не отводила взгляда от брата, который сидел прямо напротив.
Он обеспокоено посмотрел по сторонам, еле заметно кивнув. Лицо его было бледным и усталым, одними губами он произнес: “удачи”. Мария без труда разобрала его слова — еще с детства они умели читать друг друга по губам. Иногда девушке казалось, что она знает Ленни лучше, чем он сам.
Достав из маленькой сумочки флакон с розовой жидкостью и, плотно сжав его в руке, блондинка “случайно” опрокинула что-то на столе, отвлекая внимание сокурсников.
Мимолетно, одним лишь движением, Мария подлила зелье в кружку, стоявшую рядом — оно тут же растворилось в жидкости.
Часть салата оказалась прямо на Блейзе — тот прошипел что-то непонятное, состоявшее из нескольких матов.
— Боже, мне так жаль! — фальшиво-извиняющемся голосом пропела когтевранка, привстав из-за стола.
— Та ничего, ты же случайно! — промычал Крэбб, хлопая глазами, словно корова.
— Ладно уже… — недовольно пробурчал Забини, прошептав заклятие.
Сделав пару глотков, Малфой почувствовал приятный жар, растекающийся по всему телу. Все вокруг казалось странным и далеким, словно за пеленой тумана.