Склонялась она ко второму — впрочем, как это и было в последнее время. Все проблемы появлялись из-за него, однако Гермиона видела и четкое спасение в этом человеке — пусть смутное и еле доступное, но видела. И хотела воспользоваться часом назад, но не предвиденные обстоятельства поменяли это решение.
— Мне было так одиноко.
Тоненьким голоском продолжает она. И продолжает тяжелым взором смотреть в его серые, пустые глаза.
Неужели даже сейчас ему все равно? Просто плевать? Стоит и думает, как бы побыстрее выпроводить гриффиндорку из комнаты?
— С чего тебя волнуют мои дела?
Грубо. Сам прекрасно понимает, но прошлое не вернуть — сказанное не забыть.
Слова быстро проникают в ее разум, прокручиваясь там несколько раз.
Это все, что его интересовало? Почему ее волнуют его дела?
Да уж, куда там? Она же всего-навсего Грейнджер, причина насмешек Слизерина.
— Я же в твои не лезу, — добавил тот.
И сам засомневался в сказанном.
Не лезет? Да будь его воля, он бы следил за каждым шагом этой грязнокровки.
Для чего?
Например, чтобы уберечь от этого урода Страцкого.
От этой мысли Драко перекосило, опустив уголки губ вниз. Насколько же она была жалкой, что даже защитить себя от когтевранца не могла.
Дура безмозглая. Разве непонятно, что от этого человека хорошего не жди и ходить с ним наедине нельзя?
Ей точно непонятно. Вот и ответила.
И спасибо Малфою, что только испугом, а не чем-то большим.
Он аж пошатнулся в сторону. Чем-то большим? Это чем же? Изнасилованием, избиением?
Если бы это случилось, слизеринец точно снес бы этому козлу голову.
— Согласна, — кивнула девушка, взвешивая слова. — Страцкого в счет брать не будем, потому что обычно — тебя это не волнует, я привыкла.
Гермиона, подперевшись руками, встала на ноги, шмыгнув носом. Волосы неопрятно легли на подрагивающие плечи.
Ждет. Каких-то слов, мягкого взгляда. Но не получает ничего, кроме приподнятых бровей и тонкой линии губ. Цвет глаз лишь сильнее тускнеет, превращая серый в темно-мутный. Словно сам черт прогулялся там, оставляя видимый след.
Да сам Малфой был чертом.
Легкое дуновение ветра бьет в колени, и девушка покачивается вбок. Она тяжело вздыхает, ощущая, что пятки отрываются от пола. Руки пытаются нащупать хоть какой-то предмет, за которой можно было бы схватиться.
Он замечает это движение, и, не высовывая рук из карманов, поддается вперед, чтобы подхватить ее. Палочка выпадает из штанов, и парень замирает чуть наклонившись.
Гермиона хватается пальцами за тумбочку и, не теряя равновесия, приподнимается. Становится в полный рост, делаясь выше, чем Драко.
Она заметила этот жест. Он хотел помочь ей? Да неужели?
Девушка хмурится, бросив взгляд назад, на открытое окно. Воздух потоками заходил вовнутрь, забирая с собой весь уют комнаты. Создавая холодную атмосферу, накаляющуюся их словами.
Он резко поднимает древко, сильнее скривив губы. Понадеялся, что она не увидела, как он шагнул к ней.
Интересно, словил бы?
— Не делай из себя мученицу, — выравниваясь в полный рост, возвышаясь тенью над ней.
Пытается перекрыть грубыми словами прошлую минуту. В реальном мире он бы не то, что не стал ей помогать, — он бы еще посмеялся над ее растянувшемся на полу теле. Но сейчас зачем-то сделал это, и сам даже понять не успел, как нога ступила по паркету.
— Не любишь, когда тебя копируют?
Держится, чтобы не фыркнуть. Самовлюбленный кретин. Сам же точно такой же — делай вид, что сильный, а лицо прямо-таки кричит: “Эй все! Мне так плохо. Жду помощи!”.
Она подпирает плечом стену, проведя рукой по ноге. Его взгляд опускает на ладонь, но быстро взлетает на привычное место — к ее лицу.
Зачем все это было сейчас? Выводить его? Эта та цель, которую преследовала девушка, что ли? Да уж, забава на целый день, ничего не скажешь.
— Грейнджер… — протянул тот ядовито. И задумался, чтобы сказать дальше. Но, кроме вздоха, больше ничего и не вырвалось из его уст.
Почему в такой важный момент его мозги вдруг перестали работать? Будто остановились, делая его полным идиотом в ее глазах.
А, хотя, какое ему дело? Пусть и делают, это же просто Грейнджер. Она и так знает, что он — лидер во всем.
Или раньше знала.
Неважно. Главное то, что даже сейчас он остается лучшим.
Наверное.
— Видишь, как получается? Тебе даже сказать мне нечего, — издает смешок она.
Однако на деле ничего ей не смешно. Знает же, что сказала чистую правду — плевать он хотел на нее. Потому что даже найти хоть какое-либо оправдание не желает.
Она срывается с места, вдруг осознав — делать ей больше нечего здесь, говорить не о чем. Тратить время и силы она найдет где. И, чем дальше от него, тем лучше.
Но сильная рука вдруг закрывает проход, выдвинувшись вперед. Она кидает быстрый взгляд на белую кожу и подавляет желание, чтобы не посмотреть на второе запястье — где обычно у Пожирателей находились метки.
Но она все равно ничего бы не увидела, потому что рубашка плотно охватывала его плоть.
— Куда? — бросает он.
Куда?
Откуда ей знать? Просто “куда-нибудь”, подальше бы отсюда.
Пару раз моргает глазами, прежде чем выставляет свою тощую руку вперед — дабы оттолкнуть его и пройти. Но парень лишь сильнее впивается в ее запястье.
— Куда?
Она в упор смотрит вниз, не желая глядеть в его глаза. А тому приходится рассматривать ее затылок.
Пусть не смотрит, главное, чтобы не уходила.
Только зачем ему все это? Ушла бы — остался наедине, со своими мыслями. Не думая, что сказать и как поступить.
— Тебе какое дело?
Наконец поднимает взор усталых глаз. Карие зрачки бегают по идеальному лицу, не в силах смотреть прямо в центр серого оттенка.
Не дождавшись ответа, продолжает:
— Тебя интересует теперь исключительно Мария. Если я правильно расслышала ее голос.
Говорит, причиняя боль себе же.
Он, черт возьми, знал, как плохо ей, в каком состоянии находилась девушка. И, мало того, что куда-то ушел с Забини, так еще и привел когтевранку.
Не просто когтевранку — сестру Страцкого. Из чего можно было сделать вывод, что весь гнев, который обрушился на Ленни, был всего на пару минут, потому что в последующие часы Малфой прекрасно “общался” с его родней.
В глазах защипало, и девушка рывком отодвинула его руку.
— Если у тебя нет времени на меня, то я больше не стану забирать его.
Делает шаг вперед — громкий, нерешительный. И плечи еще сильнее опускаются вниз, а спина клонится в сторону.
Парень замирает на месте, нахмурив брови.
Почти рыком, быстрым, чтобы она не успела уйти, произносит:
— Для тебя оно всегда есть у меня.
Останавливается, будто врезалась в стеклянную стену. Тяжело выдыхает, нервно заглатывая воздух.
Что он сказал?
Ее плечо соприкасается с его, и девушка чувствует разгоряченную плоть через рубаху. Мурашки бегут по коже, и становится невыносимо холодно.
Он точно это сказал? Не показалось ли?
Парень молчит, тупо уставившись на занавески, раскачиваемые ветром.
Он действительно не хотел, чтобы она покидала его сейчас. Какой бы привлекательной не была Пэнси, какой бы соблазнительной не была Мария или красивой Астория, на данный момент ему нужно было успокоение именно от Гермионы. Пусть он и сам не признавал своего желания, но это было той далекой реальностью, которую он не видел.
— Что? — ее голос дрожит, как натянутая струна.
Она отступает назад, чтобы видеть его лицо и глаза. Он внимательно смотрит на нее, потоками вдыхая прохладный воздух.
Давай же, повтори это вновь. Просто скажи.
— Что слышала.
И Гермиона чуть ли не смеется. Конечно же, что еще можно было ожидать от такого человека?
Подобные слова звучат раз в год, а про их повтор можно с уверенностью забыть.
Но это было правдой — время есть для нее. И девушка видит это в его спокойных, с ноткой извинения, глазах. В руке, которая медленно движется по воздуху, чтобы вновь преградить ей путь.