Сразу же поняла, что Финч — дура дурой, которая еще и проблем принесет. Что, собственно, и случилось.
— И поэтому убери свою руку от меня!
— Ой, — фыркает и даже не думает сдвинуться с места.
Естественно.
— Ты ведь хотел ее?
Замирает. Чувствует его дыхание на своей шеи и вздыхает.
Ради Мерлина, не сейчас!
Закрывает глаза, сдавленно дышит. Сжимает руки в кулаках.
Терпение, спокойствие.
Ага, да. Посмешите еще разок.
— Нет.
Облегчение падает на худые плечи.
Нет, не хотел ее.
Но приходит что-то другое, тяжелое. Отягощенное правдой — если бы не хотел, не было бы Марии в тот вечер здесь.
— И что же за бред случился?
— Ничего не случилось.
Рыком говорит.
Не ее дело, пусть не лезет.
— Но у тебя же было!..
Не может это сказать. Уж слишком развращенная фраза будет для гриффиндорки.
— Да у меня на каждую девушку было…
— Хватит! Ты мне противен!
И как он только позволяет говорить такие вещи в ее присутствии? Где те правила, что поучают аристократов, как вести себя в подобных ситуациях, с женщинами?
— И почему же ты до сих пор не ушла?
И сам знает ответ. Но хочет услышать из ее уст. Хочет подпитаться этими словами, забрать энергию.
— Потому что мне противно находиться там, где эта шлюха ходила!
Смешно. Рассмеялась бы, если бы ситуация не обращалась боком в ее сторону.
Вот дура. Оправдания похуже в жизни не слыхала.
— К твоему сведению, эта шлюха находилась у порога, и мы ничем не занимались. И так, для примера: вот тебя я трахал.
Чуть ли не задыхается от этих слов.
Он что, совсем чокнутый?!
Трахал?
Он что делал?!
— Убери свои руки от меня! Какой ты омерзительный!
Девушка открывает рот, глотая воздух потоками. Большими порциями.
Она-то думала, что тот вечер хоть что-то значил для Малфоя, но оказалась глупышкой — для него эта было всего лишь чем-то повседневным, чуть ли не приевшимся. Пусть немного разбавленным — девушка была не чистокровной красавицей, а грязнокровкой. Наверное, такие развлечения у подобных Драко.
И снова. Слезы. Одна за одной катятся из глаз. Попадают в рот и сразу же сплюнуты отсюда.
Давно не виделись.
Не занимались любовью, сексом, нет. Именно трахались. Мало того, что после их славной ночи, Драко стал корчить из себя еще большего задаваку, который знает абсолютно все в этой жизни, так он еще и…
трахал ее.
— Да что бы ты понимала, хотела она меня. А я ее остановил. И для тебя, между прочим.
Какое благородство!
Девушка глотает соленую жидкость, размазывая ее по лицу.
Черт!..
Черт побери!
Хочет убрать железную хватку, но не выходит — лишь сильнее сжимает свою руку на ее теле.
Омерзительно-противно.
— Да? Это она сама полезла тебя раздевать?
Стыдно. Ей опять стыдно.
Как она может вести с ним подобную беседу? И что за разборки — кто и кого раздевал. Где, когда.
Есть факт, зачем выяснять, что именно там происходило?
— Именно.
— Ты у нас такой хрупкий, беспомощный! И отбиться от девушки не можешь?
Как же он ей осточертел! Этими идиотскими фразами, оправданиями.
Совсем не смешно — девушка напала на Малфоя, а тот не смог ничего сделать! Кому не расскажешь — все поверят!
— Точно.
Интересно: если бы Гермиона решила заняться подобным с, к примеру, Ленни здесь, в этой гостиной, что находилась на пару ступенек ниже комнаты. И пришел бы Драко, увидел все это. Он как — обрадовался бы? Посмеялся и ушел, занимаясь своими делами?
Думаю, нет. Его бы сдувало волнами гнева и ярости. И было бы совершено неважно, хотела девушка тогда Страцкого или нет.
Ее желание здесь вообще никого не интересует.
— Но я же, почему-то, остановился!
Отбивает его руку сильным ударом. Рывком поднимается в сидячие положение. Кладет лицо в руки, тяжело вздыхая.
— Какой ты благородный.
Говорит скорее для галочки. Хотя ей так тяжело и больно.
Устала, всего лишь устала.
Почему он вел себя так? Поцеловал — называет грязью, пренебрегая случившимся. Занялся любовью — делает вид, что ничего и не было. Она помогает ему, он даже не благодарит. Спасает ее, а затем снова строит из себя неизвестно что. Приводит другую девушку в их башню и говорит, что все это — мелочи.
Конечно, мелочи. Ничего страшного.
— Ну что ты?
В сумраке видит ее подрагивающие плечи и сгорбленную спину. Распутанные волосы, лежащие на выступающем хребте.
Слишком обидчива стала эта Грейнджер. Ну, была здесь Мария, а дальше? Ничего смертельного ведь не произошло, так?
Хотя он прекрасно понимал, что, если бы Гермиона вела себе подобным образом, вспышки его гнева испытала бы сильнейшие. Крики, психи. И до драки бы дошло с тем самым парнем, который бы заявился сюда. И ни о каком прощении и речи бы не пошло, потому что Драко не прощает.
Хотя… какой там парень у гриффиндорки? Смешно даже.
Однако он — не она. И это было главным оправданием во всех поступках.
Она умеет прощать, он — нет.
— Угомонись уже, — бросает. — Еще скажи, что обиделась.
Тяжелый вздох, всхлип.
Черт побери тебя, Малфой.
Еще скажи, что обиделась. Разве не видно, что это так?
Поднимает взгляд на окно. Большие капли приросли к стеклу, периодически падая на землю, сдуваемые порывами ветра. Тяжелый воздух с силой врезался в стены, проникал сквозь структуры.
Холодно. Ей было холодно и неуютно.
— Даже если бы дело дошло до секса с ней, Грейнджер, то это было бы примерно так: трахнул — забыл.
Стон вырывается из ее уст.
Трахнул — забыл.
Прям, как он поступил с ней.
— Трахнул и забыл? Это ты припомнил нашу ситуацию?
Усмехается. На шуточки потянуло?
Внимательно смотрит на согнутое тело, на тонкие пальчики, которые зарываются в густые волосы. Оголенная часть шеи, вздымающаяся грудь.
Даже сейчас она возбуждала его. Пусть совсем чуть-чуть, где-то в глубине его сознания, однако делала это. Не осознано, просто сидя на кровати. Но даже такой вид — растрепанный, жалкий — пробуждал в нем новые чувства.
— Нет. Иди сюда, эй.
— Не трогай меня.
— Ты же не серьезно? — протягивает свою руку, обхватив ее локоть, но девушка вырывается.
— Не прикасайся ко мне.
Но он не останавливается. Привстает, положив свои ладонь на ее маленькие плечи. Наклоняется, положив голову. Вдыхает мягкий, терпкий вкус шоколада, приятно перемешанный с его запахом кофе.
— Иди сюда.
Закрывает глаза, ощущая его присутствие. Его слегка навалившееся тело, которое клонит ее к кровати.
— Пэнси, Мария – они пустышки, понимаешь? Просто шлюхи, ничего более.
Говорит и сам верит в свои слова. Они ничего не значат для него и никогда не будут. Если Паркинсон еще можно приписать к определению “подруга”, то Финч никак, кроме шлюхой, и не назовешь.
— Почему ты не можешь прийти завтра к Пэнси и сказать тоже самое? Что Грейнджер и Мария пустышки?
Ведь действительно. Парни любят повесить лапши на уши, говоря: “Ты — единственная”, а затем уходят, чтобы произнести тоже самое еще пятнадцати людям.
— Ты же сама прекрасно понимаешь, что ты — не пустышка.
Тяжелым взглядом смотрит на улицу, куда-то вдаль. На ровные дорожки, снег, перемешанный с лужами. Природа — самое красивое, что есть в этом мире, а мы не бережем ее, пренебрегаем.
— Как я могу знать это? Если ты только и делаешь, что называешь меня грязью?
Отстраняется от него, повернув в голову. Хочет видеть ясные глаза, но замечает только печальный оттенок серого.
— Ты зацикливаешься на чистоте больше, чем я, — ложится обратно на кровать. — Если бы это было главной проблемой, Грейнджер.
А проблем было более, чем достаточно. Мать, отец, Волан-де-Морт, убийство грязнокровки, Пожиратель. И все это для двоих подростков, которые пять минут назад выяснили, кто и кого куда-то привел.
— А я и не знаю твоих проблем! Я тебе нужна только в определенных ситуациях.