Штейнгарт и сам все видел и все понимал. Силуэты больших военных кораблей, охваченные огненными всполохами залпов, были видны на горизонте и в порту. Генерал смотрел на порт, на город и сердце его сжалось в комок от тревоги и страха. Генерал думал не о себе и не о немецких солдатах. Там, в Феодосии, в эти минуты находился его племянник Рудольф, обер-лейтенант вермахта. У самого генерала не было детей. Он воспитывал Рудольфа, отец которого погиб еще в Первую мировую войну. Рудольф был хорошо устроен, служил в столице рейха при главном штабе. И зачем он, Гюнтер фон Штейнгарт, пользуясь своим высоким положением, включил Рудольфа в свою свиту, вывез из Берлина в эту командировку на фронт, в Крым?
Над Феодосией бушевал огненный смерч.
Через пару часов на подводной лодке, которая подошла к Золотому пляжу за гидрографами, в Новороссийск был отправлен Гюнтер фон Штейнгард и его портфель с секретными документами. И тяжело раненные Зарипов и Юрченко.
Спецгруппа Сереброва по приказу разведывательного управления флота осталась в Феодосии. Ей предстояло выполнить новое задание.
На следующий день, накануне Нового, 1942 года, вся страна слушала торжественный голос Левитана, который читал приветственный приказ Верховного главнокомандующего по Всесоюзному радио:
«Командующему Кавказским фронтом генерал-лейтенанту товарищу Козлову.
Командующему Черноморским флотом вице-адмиралу товарищу Октябрьскому.
Поздравляю вас с победой над врагом и освобождением города Керчи и древнего города Феодосии от немецко-фашистских захватчиков.
Приветствую доблестные войска генерала Первушина и генерала Львова и славных моряков группы военных кораблей капитана первого ранга Басистого, положивших начало освобождению Советского Крыма!
Крым должен быть освобожден от немецко-фашистских захватчиков и их румыно-итальянских прихвостней.
Иосиф Сталин.
Москва, Кремль,
30 декабря 1941 года».
Торжественно взволнованный голос Левитана, в котором явственно звучали радостные нотки, преодолев тысячи километров, долетел и до осажденного Севастополя.
Эта радостная весть облетела мгновенно весь фронтовой город от берега моря до заснеженных горных отрогов, от прифронтовых штабов до блиндажей, до укрепленных районов и передовых окопов. Эта весть вселяла в сердца уставших от боев защитников, моряков и пехотинцев, отбивших очередной отчаянный и многодневный штурм немцев, светлую надежду на будущее и укрепляла уверенность в предстоящем победном торжестве.
Голос московского диктора услышали и в промерзшей, усыпанной снегом Балаклаве, самой южной точке севастопольской обороны, в штабе полка. В ту минуту, когда радист, широко улыбаясь, торопливо записывал в журнал известие о высадке десанта в Феодосии и новогоднее поздравление из Москвы, Сталина Каранель вышла из каземата во двор Генуэзской крепости. На море бушевал шторм. Ветер бросил в лицо снежную крупу. Глаза невольно заслезились. Сталина глубже нахлобучила черную меховую ушанку, поправила на шее серый шерстяной шарф, связанный и подаренный ей в прошлом году бабушкой Ханной.
Шарф был мягкий и теплый. Она держала в руках конец шарфа, перебирая пальцами бахрому. «Вот и все, что осталось у меня от мирной жизни, – грустно подумала Сталина. – Дом разбомбили, баба Ханна в Инкерманских штольнях, отец еще в первые дни войны…» Крейсер «Москва», где он служил старшим помощником капитана, героически погиб, ушел на дно Черного моря при дерзком рейде отряда боевых кораблей на Констанцу, главную румынскую военную базу… От Алеши Громова ни слуху ни духу. Сегодня ночью он ей приснился. Алексей пытался ее поцеловать, а она увертывалась и отворачивалась… Где он? Что с ним? Жив ли? Слезы покатились по ее щеке. Сталина стерла их кулаком, но на их место появились другие. На душе было хмуро и пасмурно, и никакой радости впереди, в ближайшие дни и недели.
– Здравствуй, первый день Нового года, – тихо и грустно произнесла она и закусила губу.
Думала ли она год назад, счастливая и радостная, что в такой обстановке придется встречать Новый год? Даже в кошмарном сне не могло присниться…
Около древней крепостной стены дюжина моряков занималась гимнастикой. Обнаженные по пояс, они весело и шумно делали упражнения, размахивали руками, приседали, подпрыгивали, многие обтирались снегом, и от их порозовевших тел исходил легкий пар.
В этом году зима, необычно для Крыма, слишком рано вступила в свои права. Пасмурное серое небо нависло над Балаклавой толстой мешковиной хмурых туч, они выползали из-за хребта горы, на вершине которой укрепились немцы, выползали одна за другой и, казалось, опускались до самого низа долины, покрывая серой мутью полуразрушенный город. Редкий дым уныло клубился над крышами еще уцелевших домов. А с моря доносился гудящий рев шторма, густой и монотонный, чем-то похожий на артиллерийскую канонаду.